Такая долгая жизнь. Записки скульптора

— Нам ваш приемник очень нравится, — сказали они, — наконец-то мы целый день имели возможность слушать музыку и знали, что происходит в мире. Жалко отдавать, но, раз вы уж пришли, забирайте.

И я ушел, держа в руках «вещественное доказательство», которое в те годы представляло собой несомненную ценность.

Жизнь наша на даче постепенно начала налаживаться. К нам начали приезжать гости. Вместе с ними мы ходили в прекрасный соседний лес, где всегда было полно грибов и ягод и не было народа. Мы катались на лодке по озеру, ловили рыбу. По озеру плавают утки со своими выводками, и плещется рыба.

Наверное, больше всех была счастлива Вика. Она начинала купаться в озере, как только сходил лед, и, невзирая на погоду, не пропускала ни одного дня. Правильно говорят, что в каждой деревне есть свой сумасшедший.

Потом на другом берегу построили завод по производству пластмассовых изделий, и рыба в озере исчезла. Естественно, что исчезли и раки. Да и рыбаков из-за этого на озере стало трудно встретить.

Сквозь густую листву кустарников и стволов многочисленных деревьев, которые окружали озеро, купальщики были не видны, и поэтому это тоже было приятно. К сожалению, пару лет назад над нашим районом пронесся ураган, а Колосково оказалось в эпицентре. Поселок был изуродован до неузнаваемости. Покрытый густым лесом остров, который стоит посреди озера, остался наполовину без деревьев. Гигантские сосны, стоявшие на многих участках, были вырваны с корнем. У наших соседей упало сорок четыре сосны.

У нас только восемь. А подходы к нашим мосткам на озере оказались заваленными большими деревьями, и берег озера оголился.

В те годы мы часто ездили на наших «жигулях» в Таллин. Хотя Таллин уже много лет был советским городом, он все же напоминал заграницу.

Поездка в Таллин была ненамного сложнее, чем к нам на дачу, — те же разбитые куски дороги, такие же объезды, но проехать было можно, и времени это занимало не так много. Как-то мы остановились в пригороде Таллина у нашего знакомого эстонского архитектора Кяспера. Дом Кяспера, конечно же, заметно отличался от нашей дачи. Это был небольшой, но очень симпатичный каменный дом своеобразной архитектуры, естественно, со всеми удобствами, в отличие от нашей дачи, внутри дома.

Все дома вокруг тоже были каменными, и к каждому из них вела прекрасная асфальтированная дорога. В общем, это было необычно и действительно напоминало заграницу.

Я помню, когда в 1943 году во время войны мы вошли в Эстонию, моя часть расположилась в нескольких домах в пригороде Таллина. Трудно передать, с каким удивлением и интересом я разглядывал удивительные каменные домики, каждый из которых отличался по архитектуре от другого. А сады, которые окружали эти особняки, приводили меня в восторг.

Примерно таким же оказался дом Кяспера.

Самой же большой для меня неожиданностью было то, что Кяспер спокойно принимал телевизионные передачи из Финляндии. Теперешней молодежи этого не понять, но тогда это было чем-то немыслимым.

Я целыми днями сидел у телевизора и смотрел скучнейшие передачи из Финляндии. Правда, как-то вечером мне удалось увидеть даже фильм Хичкока. Наверное, этот фильм не был шедевром. Уже потом, после перестройки, я видел несколько фильмов того же Хичкока, которые были намного лучше, но для меня тогда увидеть зарубежный фильм было большим событием.

Постараюсь объяснить почему.

В те годы некоторые зарубежные фильмы, которые прошли строгую цензуру, показывали в обычных кинотеатрах. Единственным местом, где демонстрировались фильмы, которые обычным гражданам нельзя было почему-то смотреть, был Дом кино. Все просмотры были закрытыми, на них пускали только киношников. И то не всех. На каком-то городском семинаре для руководителей творческой организации, которые регулярно проводил обком партии, — а я был тогда одним из руководителей Союза художников, — я познакомился с директором Дома кино — Шемякиным. И тут я, должен сознаться, совершил нехороший поступок: я предложил ему вылепить его портрет, имея в виду корыстную цель.

Он сразу же согласился и аккуратно приходил позировать ко мне в мастерскую.

Надо сказать, что внешность Шемякина была не очень интересной для портретирования, да и сам он оказался не очень интересным человеком, но я все же постарался сделать портрет похожим и подарил его Шемякину. Он с удовольствием забрал гипсовый портрет, а я втайне начал надеяться, что теперь — в знак благодарности — он будет приглашать меня на просмотры в Дом кино.

Фига! Он мне ни разу даже не позвонил.

Так вот, сидя у Кясперов перед телевизором, я подумал о том, что наша дача находится немного ближе к Финляндии, чем Ленинград, и почему бы мне не попробовать поставить антенну и поймать Хельсинки?

Вернувшись домой, я договорился с молодым парнем — бывшим моряком, — что он займется этим делом. Перед этим я попросил моего приятеля, эстонского искусствоведа, который жил в Таллине, достать и переслать мне в Ленинград звуковую приставку. Честно говоря, зачем мне нужна была эта приставка, я не знаю — все равно я ни слова не понимаю по-фински.