Наконец парень приехал в Колосково, довольно ловко залез на самую высокую сосну, установил на ней антенну и начал ее поворачивать. А я стоял внизу с маленьким телевизором и ждал, когда на экране появится изображение. И вдруг я совершенно четко увидел Урхо Кекконена, тогдашнего президента Финляндии.
— Стой! — закричал я. — Фиксируй антенну в этом положении.
Очень довольный собой и тем, что я так правильно все придумал, я позвал Вику, и мы пошли в дом к большому телевизору. Действительно, на экране возникла фигура Кекконена, но передача транслировалась по нашему первому каналу. Просто Кекконен в этот день приехал с визитом в Москву.
Это теперь мне противно смотреть зарубежные фильмы с бесконечными драками, стрельбой и убийствами, и я сразу же выключаю телевизор. Правда, и наши фильмы мало чем отличаются от зарубежных.
С тех пор прошло много лет, и сейчас у меня на даче стоит телевизионная «тарелка», которую за полчаса поставил прекрасный мастер, симпатичный человек Гена из соседнего поселка, и который, добавлю, вовсе не пьет, и не курит, и совсем не похож на тех вечно полупьяных работяг, с которыми мне приходилось иметь дело в те далекие годы.
Теперь я могу смотреть на даче больше ста программ, по которым демонстрируются и хорошие и плохие фильмы, но я включаю телевизор только для того, чтобы посмотреть последние известия или футбол. Времена изменились, а с временами изменились и мы сами.
Но вернусь к даче.
Наконец-то настало время, когда все основные строительные работы на даче были закончены. Мы даже умудрились поставить в доме старинную кафельную печь, которую, видимо, выбросили, разбирая старый дом. Тогда это было обычным делом, а сейчас такую печь продали бы за большие деньги.
В доме стало тепло и уютно. Кроме того, наш сын Саша построил большую мастерскую для творческой работы. Привез из города тяжеленный офортный станок, несколько мольбертов, всевозможные краски, бумагу и холсты. Получилась прекрасная удобная мастерская, но у Саши появились различные проблемы, он переехал в Москву, и работать в этой мастерской ему почти не удалось.
А мы построили баню, да еще и с сауной. Но об этом стоит рассказать подробнее, поскольку это было не так просто сделать.
Для начала я пошел к нашему соседу Кузьме Степановичу, который был к тому же председателем правления нашего поселка, и попросил его написать на моем заявлении в Сосновский сельсовет, в который я обратился за разрешением продать мне для строительства бани три кубометра бревен, свою поддержку. С этим заявлением и поддержкой председателя правления поселка я отправился к председателю сельсовета, будучи уверен, что он не откажет мне.
Через пару дней я получил свое заявление обратно с резолюцией «Отказать».
Я вспоминаю, как примерно в эти же годы заместитель главного архитектора города Игорь Иванович Фомин и мой друг, председатель правления Союза архитекторов Ленинграда Сергей Сперанский обратились в обком партии, чтобы им разрешили построить на Карельском перешейке две дачи. Казалось бы, таким известным людям нельзя было бы отказать. Но первый секретарь обкома партии Григорий Васильевич Романов наложил на их заявлениях такую же резолюцию, как и мне в Сосновском сельсовете. Сергей Сперанский рассказывал мне, что Романов так и сказал ему:
— Для того чтобы построить дачи, вы будете воровать государственные строительные материалы.
Но я ведь не хотел воровать. Я хотел, чтобы мне официально продали три кубометра бревен.
Все равно и это было нельзя.
Так и прожили Фомин и Сперанский без собственных дач. А мне Кузьма Степанович посоветовал обратиться к леснику и попросить его продать мне три кубометра дров, но с условием, что дрова должны быть длиной не менее трех метров.
К моей радости, покупка состоялась, и в результате из этих трехметровых дров и была построена моя баня, да еще и с сауной.
Самое трудное было найти строительных рабочих. В конце концов в том же Сосново нашлась бригада, которая называлась «Скобарь и Веня». Бригада согласилась взять на себя эту стройку.
Бригада «Скобарь и Веня» состояла из двух человек — маленького, небритого, но крепкого Скобаря и высокого, тощего, прилично выглядевшего Вени. Оба оказались отличными мастерами и начали приезжать к нам на участок каждый день к восьми утра.
Приехав, они сразу же приходили ко мне, брали аванс и начинали трудовой день с того, что крепко выпивали. Это нисколько не мешало им работать целый день почти без перерыва.
А вечером они опять приходили ко мне, опять брали аванс и уезжали к себе в Сосново.
Когда сруб бани был готов, они вообще перестали уезжать и просто оставались ночевать на голой земле, без крыши над головой, в недостроенной бане. Строительство бани продолжалось все лето, и в доме у нас только и было разговоров, что о ней. В результате наш внук Даня, которому только исполнился год, и он еще не умел говорить, в конце лета наконец произнес первое слово. И слово это было не «мама», а «баня».