Такая долгая жизнь. Записки скульптора

В какой-то момент на полном скаку Трифонов внезапно пригнулся под низко протянутым проводом, а я, не успев среагировать, получил хлесткий удар по лбу и чуть было во второй раз не оказался на земле. От неожиданности я даже не заметил, что остался без пилотки.

Не обнаружив полка, мы вернулись на дорогу, и тут, как на грех, навстречу нам появился воз с сеном. Воз медленно двигался в обратном направлении. Сено свисало с обеих сторон телеги. Мой конь, почувствовав ароматный запах сена, тут же повернул назад и, пристроившись боком к телеге, начал с удовольствием пощипывать сено.

Я оказался в гуще травы. Она лезла мне за воротник, в глаза, в рот, запутывалась в волосах. Никакие мои угрозы, уговоры, попытки поводьями повернуть коня назад, не производили на него никакого впечатления. Я даже попытался — если я правильно применяю этот термин — работать шенкелями, то есть лупить коня каблуками по бокам. Он продолжал невозмутимо щипать сено.

Как-то незаметно телега свернула в сторону, и мы оказались на проселочной дороге. И вдруг я увидел в лесу наш полк. Я совсем забыл про него и про то, что я изображаю «условного противника». Солдаты скрытно продвигались по густому лесу неподалеку от дороги. Мое появление на этой дороге, да еще ловко замаскированное телегой с сеном, явилось для них полной неожиданностью.

Раздалась какая-то команда, солдаты бросились в укрытие и открыли беспорядочную стрельбу. Услышав первые выстрелы, мой конь вздрогнул и с бешеной скоростью помчался обратно к дороге. Чтобы не упасть, я прижался к нему, обхватив шею и бросив поводья.

Так мы и прискакали на полигон. Здесь конь перешел на шаг, спокойно вошел в распахнутые ворота конюшни и стал в стойло. Я сполз с седла, перекинул повода через коновязь и, широко расставляя ноги, поплелся в столовую. Из столовой доносился ароматный запах давно мною забытых щей. Я плюхнулся на скамейку, достал из-за голенища ложку и… В этот момент в столовую вбежал солдат:

— Чей конь стоит крайним в конюшне?

Это был мой конь.

— На выход!

Я пошел в конюшню. Все лошади спокойно стояли на короткой привязи в своих стойлах. Мой же лежал в жидком навозе и, как собака, с удовольствием переворачивался с боку на бок. Я со злостью взял его за уздцы, стеганул плетью и заставил подняться. По-моему, он первый раз посмотрел на меня с уважением.

Я скреб его скребком, поливая водой. Он все время косил на меня прекрасным, умным, хитрым глазом и покорно подставлял бока. Грязный, испачканный навозом, весь в соломе, без пилотки, в порванных галифе, я пошел в столовую. Обед уже давно закончился.

В дверях меня встретил начальник караула. Он с изумлением уставился на меня.

— Что за вид? Почему одеты не по форме? Где пилотка? Двое суток гауптвахты, — заключил он.

Меня погрузили в грузовик, в котором лежали дрова, и повезли обратно в казармы. Я был счастлив, что мне не надо возвращаться верхом. Да и на гауптвахту меня не упекли, так как в этот же вечер при разборке учений полка Трифонов доложил об успешной хитрости, проявленной мной при обнаружении, и условной атаке «противника». Мой успех в учениях был отмечен приказом по полку.

Каким образом я стал скульптором, а не младшим лейтенантом

Мое участие в учениях полка имело для меня неожиданное последствие. Меня зачислили в школу младших лейтенантов. Зачислили вопреки моему желанию. Но уже через несколько дней после зачисления со мной произошла неприятная история.

Меня назначили в караул. Караульным полагалось с десяти вечера и до утра обходить территорию вокруг полка и пресекать попытки проникновения посторонних лиц в расположение части. Так было записано в инструкции. Меня назначили нести караульную службу вдвоем с симпатичным парнем из Рязани.

Казалось, что в такую тихую теплую ночь выдержать дежурство до утра ничего не стоит. Тем более мы были одногодки и делились самыми сокровенными мыслями, несмотря на то что встретились и познакомились в этот вечер. Через полчаса мы уже были друзьями.

За разговорами незаметно прошло полночи. Где-то после трех часов беседа стала увядать, глаза слипаться, а ноги подкашиваться. Мы с трудом дотянули до железнодорожной станции.

На скамьях, на грязном полу небольшого помещения станции вповалку спали люди. Мы с трудом нашли незанятое ничьими телами небольшое пространство и только пристроились прилечь, как с улицы вошел уже знакомый мне начальник караула с патрульными.

— Ну как, все в порядке? — спросил он, глядя на меня с явным подозрением. — Продолжайте следовать по маршруту. Не задерживайтесь!

Мы покорно вышли на улицу и пошли дальше, отчаянно зевая на ходу. Через некоторое время начался лес. Войдя в чащу, мы, не сговариваясь, с треском продрались сквозь кусты, повалились в теплый мягкий мох и мгновенно уснули. Но не тут-то было. Комары с отвратительным писком сразу же начали пикировать на наши ничем не защищенные лица и нещадно жалить. Спать в таких условиях было невозможно.