Такая долгая жизнь. Записки скульптора

Как пишут в рассказах о войне, нас выручила солдатская смекалка. Мы быстро натянули на головы противогазы, отвернув шланги от банок. Дышать стало легко, и мы мгновенно заснули.

О том, что произошло дальше, мы узнали на следующий день, сидя на гауптвахте. Ночью, продолжая проверять, как несут службу патрульные, настырный начальник караула забрел на дорогу, ведущую сквозь лес. Где-то в кустах раздавались звуки, похожие на хрюканье.

«Откуда взялись свиньи?» — с удивлением подумал начальник караула. Действительно, это было начало лета 1942 года, когда после голодной зимы никакого скота ни в Ленинграде, ни в его окрестностях не могло остаться. Звуки, похожие на хрюканье свиней, издавали мы, лежа в кустах. Вдыхая воздух через шланги, открученные от банок, мы вдыхали его с громким хрюканьем через клапаны. Начальник караула с удовольствием извлек нас из чащи и так, не разрешив снять и противогазы, привел в полк.

Припомнив мне, как я улизнул от заслуженного наказания прошлый раз, он с большим удовольствием посадил меня на «губу», а заодно со мной и симпатичного парня из Рязани.

На основании рапорта начальника караула меня за разгильдяйство и постоянное нарушение дисциплины с треском отчислили из школы младших лейтенантов, в которой я проучился всего пять дней. Если бы не отчислили, быть бы мне всю жизнь военным, а не скульптором.

О войне, или последняя буква алфавита

Отец моей жены Вики, капитан Шкарин, пропал в августе 1941 го да. Он был инженером на Сестрорецком оружейном заводе и должен был, как и все сотрудники завода, получить броню. Но, поскольку его фамилия начиналась на одну из последних букв алфавита, броню на него оформить не успели, и 24 июня он отправился на фронт. Один раз ему удалось вырваться в Сестрорецк, для того чтобы помочь Викиной матери, бабушке, прабабушке и одиннадцатилетней Вике эвакуироваться в тыл. Больше от него никаких сведений не было. На бесконечные запросы, которые Викина мать посылала в архив, приходил один и тот же ответ: «Капитан Шкарин пропал без вести в 1941 году».

2 июля 1941 года я получил повестку из военкомата. Медицинская комиссия находилась в здании 4-й образцовой школы на Фонтанке. В большом помещении первого этажа толпились тощие мальчишки в синих сатиновых трусах до колен и с грязными пятками. Врачи бегло осматривали будущих солдат, заглядывали в рот, почему-то ставили на четвереньки, проверяя, нет ли геморроя, и автоматически подписывались под словом «Годен».

В этот день формировался отряд из ста человек для отправки в школу политсостава в город Ельно. Видимо, на всякий случай вызвали повестками больше ста человек, и, поскольку моя фамилия начинается с последней буквы алфавита, я оказался сто первым и остался в Ленинграде. Два моих товарища из нашего класса, с которыми мы только несколько дней назад окончили школу — Гриша Шлифенсон и Юра Бомар, — через три недели после начала войны погибли под Ельно, так и не успев приступить к началу занятий в школе политсостава. А я остался жив. Попал в запасной полк, пережил блокаду Ленинграда, чуть не умер от голода в декабре 1941 года, был ранен под Нарвой, пережил все ужасы войны, голод и холод, но остался жив.

Так случилось, что буква алфавита, с которой начиналась фамилия Викиного отца, сыграла трагическую роль в его судьбе, а в моей судьбе буква, с которой начиналась моя фамилия, оказалась счастливой. Через пятьдесят с лишним лет наши судьбы пересекутся еще раз. Но об этом позже.

Война научила меня многому:

— спать у костра зимой, свернувшись калачиком и спиной к огню, чтобы лучше сохранять тепло;

— пить неразбавленный спирт, запивая глотком воды или просто побросав немного снега в рот;

— не пригибаться к земле во время артобстрела;

— не спать сутками и не есть горячей пищи неделями;

— беспрекословно выполнять дурацкие, а иногда и невыполнимые приказы командира отделения;

— чистить зубы и умываться до пояса одной кружкой воды;

— не падать на землю, когда рядом неожиданно выстрелит зенитная пушка;

— не замерзать до смерти, стоя на часах, при тридцатиградусном морозе;

— складывать свои вещи перед сном, если удастся переспать в помещении, таким образом, чтобы при артобстреле или бомбежке сразу найти сапоги, схватить шинель и пистолет (эта привычка сохранилась у меня до сих пор: я точно знаю, куда перед сном я поставил свои тапки и куда положил халат).

И, самое главное, война научила меня ненавидеть войну.