Такая долгая жизнь. Записки скульптора

Я, как мне казалось, очень толково и гладко отвечал на все вопросы журналистки и остался вполне доволен собой.

Затем пришел Гранин, и на те же вопросы он ответил не только иначе, что вполне естественно, но и очень неожиданно и кое-где абсолютно вразрез с моими «правильными» ответами.

У него есть еще одно правило, к которому я никак не могу привыкнуть. Возвращаясь из-за рубежа или из Москвы, он звонит мне по телефону и говорит:

— Ну, расскажи, что было нового?

Я начинаю подробно излагать мелкие события, которые произошли за время его отсутствия.

— А что делается в городе?

Я начинаю пересказывать ему содержание некоторых статей в газетах, которые я прочитал за это время. И тут начинаю возмущаться:

— Слушай! Ты только что встречался на обеде с Путиным или выступал на какой-то международной конференции. У тебя было в тысячу раз больше впечатлений, чем у меня, а ты сам ничего не рассказываешь и требуешь, чтобы я рассказывал какую-то чепуху.

Он мне как-то признался, что очень любит расспрашивать людей. Возможно, он отсюда черпает материалы для своих работ, а может быть, ему это просто интересно. Первые его романы и рассказы сразу же стали очень популярными. Он впервые коснулся взаимоотношений с нашими недавними врагами — немцами — в небольшом рассказе о встрече с летчиком, который бомбил Ленинград. Это было неожиданно.

Его новые романы, основанные на документальном, историческом материале произведения о Любищеве, Тимофееве-Ресовском, не успевали появиться, как тут же становились явлением в современной литературе и мгновенно исчезали с прилавков книжных магазинов. А «Блокадная книга», написанная совместно с Адамовичем, — настоящий подвиг. С каким трудом приходилось отстаивать от цензуры неизвестные общественности факты голодной ленинградской зимы. Факты каннибализма и многие страшные эпизоды, подчеркивающие ужас блокадных дней без умаления подвига ленинградцев, так и не разрешили включить в книгу.

Не дали рассказать о том, что блокада была не только трагедией и проявлением мужества, что она связана и с преступлением. В городе были оставлены десятки тысяч детей и стариков. Даже центр не знал подлинной картины умирающего города.

Мне кажется очень важным, что с годами Гранин не утратил интереса к крупномасштабным произведениям, а его мастерство проявляет большую зрелость.

Роман «Вечера с Петром Великим», на мой взгляд, заслуживает высочайшей оценки. Он удостоен государственной премии. Наверное, награды и премии Гранина мало волнуют. У него их, начиная с боевых орденов военного времени, когда он был командиром танковой роты на фронте, до всевозможных авторитетнейших премий, столько, что еще одна или две мало что добавят. От него невозможно добиться ответа, когда по телевидению или радио будет передача с его участием или о нем самом. Он не гонится за популярностью, а то, что его узнают на улице, не льстит, а, скорее, раздражает его. Такой он человек — живой классик Даниил Гранин.

И все-таки какое счастье, что в старости у меня остались замечательные, такие не похожие друг на друга друзья! Со всеми недостатками и достоинствами — Друзья с большой буквы. Не каждому посчастливилось до конца жизни сохранить таких друзей, как мой ленинградский друг Гранин и московский друг Виктор Цигаль.

Мои московские друзья

В фойе одного из съездов художников я увидел элегантного, высокого, длинноносого человека, окруженного стайкой девиц. В нем было столько располагающего, что подумалось: «Вот с таким человеком я хотел бы дружить». А мне было тогда лет тридцать с чем-то. Сейчас мне восемьдесят один год, а Вите — восемьдесят семь, и дружба наша с тех пор не прерывается.

Дружба с Виктором очень быстро переросла в дружбу наших семей, а потом уже в дружбу подросших и поженившихся детей и внуков. Недавно позвонил мой внук Даня из Москвы:

— Я чуть было не улетел сегодня на остров Пхукет, даже с вами не попрощавшись. Предложили горящую дешевую путевку, я сразу же согласился, но через час сообщили, что путевки уже нет.

Улететь он должен был 25 января, а прилететь в Таиланд 26-го — как раз в день, когда цунами смыло Пхукет с лица земли. Не верь после этого в судьбу! Вспоминаю, как во время войны, возвращаясь ночью в свою часть, усталый и замерзший, я решил, что пройду оставшиеся четыре километра утром. Переночевал в сугробе у костра возле железнодорожной станции. Когда я появился в своей части утром, то увидел, что ночью именно в мою землянку попал снаряд. Там погибли мои товарищи…

Помню, как в детстве, когда мне было года три, мы с матерью собирались ехать из Баку в Ленинград, где нас уже ждал отец, но опоздали на поезд. Этот поезд попал в крушение, не доехав до Москвы. Многие его пассажиры замерзли, поскольку мороз достигал минус тридцать градусов. Отец решил, что и мы погибли. А мы приехали следующим поездом.