Когда Рошан села в постели, чтобы принять лекарства, ему хотелось заключить ее в нежную безопасность своих рук и не отпускать никогда. Но он лишь коснулся ее лба тыльной стороной ладони и ласково погладил по спине. Однако она поняла, что ее сильный, широкоплечий папа (с его мощными бицепсами, которые могли двигаться вверх-вниз, как живые существа) напуган и беспомощен перед лицом ее болезни. Иногда по утрам, когда он заглядывал проведать ее, она думала, что он вот-вот расплачется, и у нее самой к глазам подступали слезы. Потом она заставляла себя подумать о чем-нибудь хорошем, например о том, как дядя майор приходил по воскресеньям на мамин вкусный
– Как твой укол, моя маленькая
– Немножко.
Он шел к шкафу и доставал тюбик крема «Гирудоид».
– Это поможет отеку рассосаться. – Он втирал крем в место укола. – Ну вот. Чего тебе еще хочется? Хочешь, чтобы твоя большая итальянская кукла вышла из шкафа?
– Да, да! – Ее глаза радостно вспыхивали.
– Вечером, когда я вернусь с работы, мы достанем из чемодана все ее вещи и полностью оденем ее. Потом она будет сидеть с тобой на диване. Или спать рядом. Хорошо?
– Хорошо, только не задерживайся, папа.
– Не задержусь, обещаю. А теперь спи. Тебе нужно побольше отдыхать. Ну, закрывай глазки. Или, может, мне спеть тебе колыбельную, как маленькому ребеночку? – Поддразнивая ее, он начинал петь песенку, которую пел, бывало, когда она была еще малышкой:
– Нет, нет! Не эту! – протестовала Рошан. – Спой мою любимую.
И он пел ей куплет из «Ослиной серенады», потом целовал в щечку и говорил «до свидания».
– Спокойной ночи. Да благословит тебя бог, – отвечала она.
– Но сейчас не ночь.
– А я все время сплю. Поэтому для меня всегда ночь, – объясняла она, и оба смеялись.
Густад забрал из кухни тридцать девятую пачку денег и подумал: скоро будет половина. Когда он шел к автобусной остановке, начали собираться тучи, а когда он вышел из автобуса на площади фонтана «Флора», уже шел дождь. Последние усилия уходящего сезона муссонов, который перевалил за середину. Он посоветовался сам с собой: защипнуть брюки велосипедными клипсами или не надо? Сирена воздушной тревоги еще не смолкла, значит, время есть. «Ненавижу весь день сидеть в брюках с облепляющими щиколотки мокрыми отворотами». Пошарив в портфеле, он нашел клипсы, поставил ногу на нижнюю ступеньку крытой автобусной остановки, плотно обернул брючину вокруг щиколотки и зажал клипсой, потом проделал то же самой на другой ноге.
От автобусной остановки он видел купол здания банка, который белел и блестел на фоне серого неба. Дождь чисто отмывал его день за днем. Добравшись до банковского портика, он снял велосипедные клипсы с брюк. С наконечника прислоненного к колонне зонта ручьем текла вода. Он по очереди защипнул пальцами брючины на коленях и отворотах и подергал, чтобы восстановить стрелки, потом стряхнул воду с зонта. Кто-то тронул его сзади за плечо.
– Доброе утро, мистер Нобл, – сказала Лори Кутино немного нараспев, как девочки в монастырских школах, вставая, приветствуют учительницу. У Рошан тоже была такая привычка.
– Доброе утро, мисс Кутино.
– Мистер Нобл, могли бы вы уделить мне сегодня немного времени, чтобы поговорить?
Он с одобрением отметил вежливую форму ее обращения, но сама просьба его удивила.
– Разумеется. В одиннадцать часов, как только закончу проверку бухгалтерского учета, вас устроит?
Она покачала головой.
– Я бы предпочла приватную обстановку.
Еще больше удивившись, он взглянул на часы.
– Есть еще десять минут, мы можем поговорить сейчас. Или во время обеденного перерыва.
– Да, лучше во время обеденного перерыва.
– Хорошо, тогда встретимся в столовой в час.
– Пожалуйста, только не в столовой. Лучше где-нибудь за пределами банка.
Она приблизила к нему голову, чтобы можно было говорить тихо. Он ощутил запах каких-то приятных духов. Что у нее на уме?
– Тогда ждите меня здесь в час.
– Большое спасибо, мистер Нобл, – шепнула она и вошла внутрь.
Он оценивающе посмотрел вслед ее удаляющейся фигуре, озадаченный, но польщенный, и тоже отправился на рабочее место.