Такое долгое странствие

Поскольку десяти еще не было, окошки касс пустовали. Несколько клиентов уже ждали открытия, нервно переводя взгляд с настенных часов на бездельничающих за кассовыми окошками служащих, словно многократное повторение этого визуального цикла могло ускорить процесс. Не обращая внимания на беспокойных посетителей и бескомпромиссно чтя свое свободное время, несколько служащих просматривали газеты, другие сидели вразвалочку, положив ноги на стол или на картотечный ящик. Диншавджи с воодушевлением что-то рассказывал группе с огромным интересом слушавших его коллег.

Густад услышал обрывок фразы:

– …И тогда второй сказал: «Переключение скоростей? Это еще ерунда, яар…» – Увидев Густада, он прервался. – Иди сюда скорей! Это смешная история.

Густад уже слышал эту историю, но не подал виду, когда Диншавджи начал сначала:

– Первый человек говорит: «Яар, с тех пор как моя жена начала учиться водить машину, с ней во сне происходят странные вещи. Она хватает моего кутеночка и говорит: “Первая скорость, вторая скорость, задний ход”, – и крутит его во все стороны. А второй ему отвечает: «Переключение скоростей? Это еще ерунда. Моя посреди ночи хватает моего кутенка, вставляет в рот и говорит: “Двадцать литров бензина, пожалуйста”».

Взрыв хохота заполнил пространство позади стойки. Мужчины хлопали Диншавджи по спине.

– Еще, еще что-нибудь расскажи, – попросил кто-то. Но медленный торжественный бой часов заставил всех разойтись.

Густад открыл портфель и небрежно передал Диншавджи пачку денег.

– В обеденный перерыв я не смогу с тобой встретиться. Мне надо отлучиться по делу. – Он медленно закрыл и открыл глаза. Диншавджи понял: в присутствии посторонних друг ничего объяснить не может, и предположил, что это связано с секретной миссией, как он любил это называть.

В одиннадцать Густад встал из-за стола, чтобы выпить чашку чая, но потом, сменив направление, пошел дальним путем, мимо рабочего места Лори Кутино. Он сам не знал, зачем это делает, но после утренней встречи хотел взглянуть на нее еще раз. Они мимолетно встретились взглядами, и она улыбнулась. Сердце у Густада учащенно забилось, и он почувствовал себя дураком. Как школьник.

II

Он ждал под портиком. Все были заняты обедом, и он не боялся, что его кто-нибудь увидит. А вот и она.

– Спасибо, что пришли, мистер Нобл.

– Не за что, мисс Кутино. Куда бы вы хотели пойти?

– Пожалуйста, называйте меня Лори. – Он улыбнулся и согласно кивнул. – Куда угодно, мистер Нобл, лишь бы там было уединенно. Мне бы не хотелось, чтобы нас увидели вместе и неправильно это истолковали.

– Отлично. На углу есть приятный ресторан.

– Я видела его снаружи, – сказала Лори.

– У них есть отдельные кабинеты, там мы сможем поговорить.

После дождя остались глубокие лужи. Осторожно обходя их, они дошли до угла.

– Мистер Нобл, вы служили в армии?

– Нет. А что?

– Я заметила, что вы прихрамываете, и подумала: может, это оттуда. Вообще, ваша походка, плечи, усы – все это делает вас похожим на военного.

Польщенный, он скромно рассмеялся, отмахнувшись от ее слов, которые счел комплиментом, как сделал бы это настоящий военный.

– Нет, эта травма получена не на службе родине, а на службе семье.

Заинтригованная, она поинтересовалась подробностями.

– Девять лет назад, чтобы спасти жизнь моему старшему сыну, – ответил он, – я на ходу спрыгнул с автобуса наперерез автомобилю. – Он рассказал ей о том дождливом утре, об автобусном кондукторе, о падении Сохраба на проезжей части и о визите к Мадхивалле-Костоправу.

– Этот костоправ еще практикует? – спросила она.

– О да. Но он уже очень стар и принимает не так часто, как прежде.

– Надо запомнить его имя – на случай, если я когда-нибудь что-нибудь себе сломаю.

– Вы должны заботиться о своих костях, – сказал он и, осмелев, добавил: – Они слишком красивы, чтобы ломать их.

Она покраснела и улыбнулась.

– Благодарю вас, мистер Нобл. – В ее голосе снова послышались интонации ученицы монастырской школы.

Они молча обогнули площадь, запруженную машинами. Он вспомнил тот последний раз, когда был в этом ресторане. Всего чуть более трех месяцев назад, с Диншавджи. Но кажется, что прошли годы – обман времени. И несчастный случай с Гулямом Мохаммедом. Лучше бы мерзавец умер. И те аккуратно отсеченные головы… Как будто ножом мясника – хрясь! И Темула, подбирающегося к отрезанной кошачьей голове. И проклятое письмо Джимми.

Нижний зал ресторана был набит битком. Официанты носились взад-вперед, сопровождаемые обычными шумами и запахами – жареных самосов, перекипевшего чая, жгучего карри с грибами ругда… Стук тарелок и стаканов, выставляемых перед посетителями. Выкрикивание заказов в кухню, ответные крики из кухни: «Три чая, пани-пури, один матар-панир! Идли, доса, самбхар, ласси!» А на стене над кассой появилось еще два рукописных плаката. На одном было написано: «В ресторане просим волосы не расчесывать». Другое предписание звучало строже и масштабней: «О боге и политике не дискутировать!»