Такое долгое странствие

– Замечательно, – отозвался он. – Я мечтаю послушать. Спой так, как вы поете в школе.

– Хорошо, – сказала Рошан и тихо пропела:

Два маленьких глаза, чтоб видеть Бога,
Два маленьких уха, чтоб слышать Его,
Две ручки, чтобы трудиться, их не покладая,
Две ножки, чтоб следовать Его путем.

Свое пение она иллюстрировала действиями, которым научила их учительница: прикасалась пальцами к глазам и ушам, вытягивала вперед руки, указывала на ноги.

Диншавджи зааплодировал.

– Очень хорошо, очень хорошо. А что еще вы поете перед уроками?

Девочка встала и, хлопая в ладоши, раскланиваясь на все стороны, запела:

Доброе утро! Доброе утро!
Мы вместе всегда и везде,
Под солнцем и при дожде,
В игре и в работе мы вместе везде,
Пусть будет счастливым наш день!

– Браво, браво! – сказал Диншавджи, взяв куклу за руки и хлопая ими.

– Ну, хватит петь, – сказала Дильнаваз, – а то ты устанешь. – Она пошла на кухню, проверить, готова ли картошка, а вернувшись, застала дочку с гостем играющими в Аррунг-Даррунг[209] распластанными на чайном столике ладонями. Диншавджи считал пальцы, и, когда доходил до конца, Рошан кричала: «Bhum dai nay bhoski!»[210] Это было знаком к тому, чтобы оба вскинули руки вверх, а потом шлепнули ими по столу, притворяясь, будто свалились на месте.

– Рошан, ты уже слишком большая, чтобы играть в такие игры, – сказала Дильнаваз. – Мы играли в это, когда тебе было года четыре или пять. – Про себя она, однако, заметила, что немного завидует.

– Она играет в эту игру ради меня, – сказал Диншавджи. – Я еще достаточно маленький. А теперь мы поиграем в Какерья Кумар[211].

Они уперлись в стол кулаками – кулак Диншавджи внизу, на нем кулак Рошан, потом опять Диншавджи и сверху снова Рошан – и начали играть в вопросы-ответы. «Kaakerya Kumar, kelto bhaar?» – «Munno bhaar». – «Ek uteri nay bagalma maar»[212]. По очереди стараясь заставить партнера страшными угрозами убрать свой кулак и спрятать его под мышкой, они швыряли друг в друга воображаемыми стульями, шкафами, кроватями, машинами, грузовиками, пока воображаемая же боль не становилась настолько сильной, что один из них сдавался. Развязка наступила, когда нижний кулак Диншавджи, выдержавший все угрозы, включая зловещий огонь Мелкого Бога, еще оставался на столе, но Рошан запустила в него всепожирающим пламенем Большого Бога, и Диншавджи отдернул кулак, завопив от боли:

– О, я горю, горю! Горю в огне Мотта Дададжи!

Даже Дильнаваз не удержалась от смеха при этой его выходке, но тут же настояла, чтобы Рошан вернулась в постель.

– Еще только одну игру, мамочка, пожалуйста, – вымолила девочка, принесла свою колоду карт, и они стали играть в Екка-Пер-Чар[213]; Рошан громила Диншавджи до тех пор, пока не стала совсем сонной и сама не прекратила игру. В кровать она отправилась с улыбкой, оставив куклу на диване.

Как только она ушла, волнение и нервозность снова охватили Диншавджи. Он опять принялся сворачивать-разворачивать газету. Края ее уже обтрепались, а его липкие руки покрылись черными пятнами типографской краски.

II

Густад настоял, чтобы фармацевт немедленно сообщил доктору Пеймастеру о его приходе: у него неотложный случай. Он ждал возле маленькой кабинки в небольшом кладовом помещении, среди склянок из зеленого стекла, вонючих порошков и коробочек с разными фармакологическими параферналиями. Бог знает сколько времени не используемое, все это было покрыто пылью. Зачем он все это хранит, притом что использует только стандартные четыре-пять лекарств? А еще называет себя врачом. И почему мы продолжаем ходить к нему?

Из кабинета вышел находившийся там пациент, и сквозь матовое стекло было видно, что доктор направился к кабинке. После целого дня общения с дураками и безрассудными вояками доктор Пеймастер пребывал в дурном расположении духа. Все утро он потратил на то, чтобы убедить соседей, что заставить муниципалитет что-то починить и улучшить можно только через демократические процедуры – петиции, избирательные урны или судебные процессы. То, что канализационные трубы смердят, еще не является основанием для того, чтобы опускаться до помоечного уровня беспорядков, чинимых правящей партией, или устраивать массовые протесты, чтобы запугать муниципалитет. В конце концов они согласились испробовать его методы борьбы. Однако после их ухода ему пришлось целый час спорить с газовой компанией о замене газового баллона, пытаясь объяснить идиотам, что, если он не сможет зажигать горелки и стерилизовать инструменты, амбулаторию придется просто закрыть. Но эти кретины ничего не понимают. Как страна сможет вести войну при таком уровне управления? – недоумевал он.