Сначала она планировала, что на нижний уровень будет спускаться через люк с потайной лестницей, однако по рекомендации подрядчика в конце концов решила сделать обычный наклонный пандус. Просто после завершения строительства нужно будет замаскировать вход — поставить там какой-нибудь мини-трактор или что-то еще.
Пространство под амбаром (полноценный подземный этаж, как она и указала архитектору) открывалось небольшой ротондой для рисунков, продолжалось тремя смежными комнатами и завершалось прямо настоящей галереей с белыми стенами, высоким потолком. Когда-нибудь здесь будет современнейшая система освещения, не хуже, чем в галереях Гагосяна или Пейс.
Сегодня вечером — Хартунг. Холст, масло, среднего размера. Бекки пронесла картину через комнату, поставила на пол, прислонив к стене, несколько раз передвинула… И стала смотреть, при тусклом свете пока единственной лампочки — со стула или сидя перед картиной на корточках. Думала о Гансе Хартунге, его технике. Прерывистые кривые линии на холсте казались случайными, хотя на самом деле были тщательно выверены и располагались именно там, где нужно. Впрочем, размышлять об искусстве не так интересно, как наслаждаться им. Большая разница — вы читаете кулинарный рецепт или кладете в рот кусочек вкуснейшего лимонного суфле.
Коллекцией нужно заниматься, коллекцию нужно развивать. Проводя вечера в подземной галерее, Бекки составляла план за планом. Что еще она хотела бы приобрести, а с чем можно расстаться (теоретически, когда восстановится рынок). Прикидывала и рассчитывала. Думала, что делать с коллекцией фотографий — на чем сосредоточиться в дальнейшем: предмет, техника или временной период. Вечный вопрос: заниматься чем-то одним или всем понемногу.
Ей нет и тридцати, а столько уже сделано. И если продолжать… К шестидесяти можно добиться…
Сидя в кресле перед картиной, Бекки сделала над собой усилие и подумала о худшем: а вдруг ее разоблачат? Как это произойдет? Будет так же, как с Филом, или по-другому? Что скажет Кен. Что сделает Ингрид. Она напрягла воображение, чтобы представить себе их реакцию (тут ей сдавило грудь), и не отрывала взгляд от холста Хартунга, пока все не растворилось в… как назвать это чувство? Картина великолепна и принадлежит ей, Бекки Фаруэлл.
Голова кружилась. Онемевшими пальцами Бекки упаковала полотно и убрала в ящик. Споткнулась, поднимаясь по пандусу. Который уже раз ей хотелось с кем-нибудь поговорить. Не с коллекционером, нет, и даже не с Маком или каким-то новым другом, например Джессой. С тем, у кого такое же Предприятие. Кто так же, как она, ворует и боится. Всего лишь час разговора с тем, кто понимал бы ее. Может, стало бы легче.
Глава 18
Чикаго
1993
В квартире Мака мало что изменилось. За исключением того, что на стенах висели уже другие картины, вся обстановка была точно такой, как и шесть лет назад, когда Бекки впервые сюда попала. Тот же огромный японский магнитофон, та же музыка — бразильская босса-нова, популярные мелодии из кинофильмов и бесчисленные разновидности прогрессив-рока. Даже меню осталось прежним: роллы «Калифорния», мини-пирожные с заварным кремом и что-то завернутое в тончайшие ломтики прошутто. Официантка предложила ей блюдо, Бекки отказалась: мало ли что завернули в прошутто.
Точно в таком же стиле Бекки устраивала и свои коктейльные вечеринки. Копировала все до последней детали, хотя ненавидела «фоновую» музыку. Тогда ей казалось — стильно и модно все, что делает Мак. Сейчас она видела в этом лишь жалкие потуги, лишь претензию на стиль; так со временем выцветают края картин и фотографий.
Но размышлять было некогда. Полчаса назад Бекки вошла сюда, и ее сразу окружили: Гэррет Маршалл сунул ей карточку с перечеркнутым телефоном офиса, написав поверх свой личный номер. Тут же подскочил Леон из галереи Кэвендиша — ему хотелось бы знать ее мнение, не сможет ли Риба… Зои Лэнг отчаянно махала ей рукой с другого конца гостиной, и еще двое агентов вертелись поблизости, пытаясь улучить минутку и заговорить с ней.
Все повторяли: «О, прошла целая вечность». И: «Ты в порядке?» После падения цен, постепенного восстановления рынка и первых робких попыток что-то продавать и покупать (постучав по дереву и приговаривая: «Тьфу-тьфу-тьфу») такие вечеринки устраивали и посещали больше для того, чтобы вернуться в привычный круг и показать — ты уцелел, ты причастен. Не для реальных сделок. Все знали, что ей удалось сохранить свою коллекцию, и это означало, что она не зря вкладывалась. Слухи расходятся быстро, Бекки не успевала отвечать на звонки. Впервые за долгое время люди стали покупать.
После обмена приветствиями Бекки поспешила дальше. Она явилась сюда по одной-единственной причине: в ее планы входило обследовать каждую комнату и кое-что найти. Или не найти. В переполненном холле, в гостиной, в столовой ее окликали — вот она! Риба! Приходилось делать вид, что торопится, что нужно срочно с кем-то поговорить — извините, чуть позже, я скоро вернусь!