Талифа-куми

— Погано, — вздохнул тот, медленно сел за стол, потер руками лицо и опять: — Погано.

— Сильно погано? — спрашиваю.

Вместо ответа Райхман посмотрел на меня, потом взял трубку, достал из ящика стола пакет с табаком и принялся трубку набивать. Набил, в рот вставил, спичкой чиркнул и спрашивает:

— Как давно она у вас?

— С месяц примерно, — отвечаю. — Но, Семен Семенович, вы бы подробности какие-нибудь поведали. Что это за бумага? Откуда? Почему «погано»? Я же вижу, вы встревожены. Что-то и сам тревожиться начинаю.

— Мало, — пыхнул трубкой Райхман.

— Что «мало»?

— Мало вы пока тревожитесь! А здесь впору не тревожиться, здесь бояться впору.

— Вот как?

— Именно. Заметьте, уважаемый, я не спрашиваю, откуда вы вообще эту бумагу взяли. Но если из-за нее кого-нибудь убили, удивлен не буду.

Я осторожно взял в руки этот листок. Надо же, убить из-за него могут! А на вид ничего особо ценного. Плотная пожелтевшая бумага, две строчки, написанные рыжими чернилами. Из-за чего здесь убивать?

Аккуратно положил листок в пластиковый пакетик и — в карман его.

Говорю Райхману:

— Семен Семенович, я еще раз спрашиваю, откуда этот текст? Почему за него могут убить? И кто? Что еще за банда букинистов у нас завелась?

— Не у нас, — отвечает Райхман. — И не букинистов.

— Я подробностей жду, Семен Семенович, — говорю чуть более строгим тоном. — Если уж речь об убийствах зашла, вы обязаны рассказать все, что знаете.

— Я пытаюсь сообразить, с чего начать свое объяснение, — морщится Райхман. — А вы мне мешаете. Обязан я, видите ли! Строго говоря, ничего я буржуазному государству не обязан. Одни буржуи убьют других. А мне какое дело?

Ага, классовой борьбы мне только сейчас и не хватало! Поэтому пытаюсь увести старика от антибуржуазных мыслей.

— Убивают, как правило, не буржуев, — говорю. — Знаете же: паны дерутся, а у холопов...

— И до холопов мне никакого дела нет, коли сами в холопы к буржуям полезли! — неожиданно рявкнул старик.

— А мне есть! — тоже показываю, что могу рявкать. — Я их защищать обязан! И буржуев, и холопов, и революционный пролетариат.

— Ох, святая простота! — Райхман подскочил с кресла и зашагал туда-сюда по кабинету. — Простота, которая хуже воровства! — Он обратился к портрету Ленина на стене: — Полиция в капиталистическом государстве, видите ли, защищает не только эксплуататоров, но и эксплуатируемых. Черта с два! — Это уже мне, а не Ленину. — Защищаете вы только и исключительно интересы буржуев. А общественный порядок — это так, — презрительно помахал рукой, — побочный эффект вашей деятельности.

Это звучало несколько обидно. И я сказал, что мне лучше знать, кого именно я защищаю.

Райхман с этим категорически не согласился:

— Вы так думаете потому, что никогда толком не изучали марксизм!

Вообще-то я его совсем не изучал, но говорить об этом Райхману счел излишним.

А тот продолжал:

— Если бы вы прочли работу Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», вам бы все стало ясно как белый день.

Ой, гляжу, что-то мы совсем не в ту степь забрели.

— Семен Семенович, — говорю примирительным тоном. — Если вы уж так настаиваете, я эту книжку прочту и законспектирую. Но сейчас давайте к нашей бумажке вернемся.

Райхман недоуменно уставился на меня, но тут же спохватился:

— Ах да!

Он уселся в кресло, подтянул к себе ноутбук, несколько раз щелкнул мышью и развернул экран ко мне:

— Посмотрите!

Я посмотрел. На экране было фото какого-то древнего текста.

— Это отсюда наша бумажка вырезана? — пытаюсь я догадаться.

— Нет, — сказал Райхман. — Это вексель. Очень старый. Начала тринадцатого века. Тогда для финансирования Пятого крестового похода римский папа Гонорий Третий выдал ломбардским банковским домам четыре векселя на крупные суммы золотом и под солидный процент — десять годовых. Вот это один из тех самых векселей. Принадлежит некоему Карлу Файзенбергу.

— Этот Файзенберг тоже любитель антиквариата, как и вы? — спрашиваю. — Ваш коллега?

— Он вовсе не мой коллега. И вексель этот имеет совсем не антикварную ценность. Проценты по нему исправно выплачиваются до сих пор.

— Я был удивлен. Очень. Аж присвистнул, хотя стараюсь никогда не делать этого в помещении. Но тут сдержаться не смог. А вы, Эля, как погляжу, не очень этому факту удивились.

— Я? — Эльвира подняла брови. — Нет, почему же, я тоже удивлена. Просто...

Она неопределенно повела рукой.

— Просто не ожидали вопроса?

— Да, — кивнула Эльвира. — Вы так неожиданно на меня переключились. Хотя обещали, что вопросы буду задавать только я. Ну а так-то мне, конечно, это очень любопытно. Кто это в нашем мире такой честный и щедрый?

— Вот. Именно об этом я и спросил Райхмана. Почти слово в слово.

— В наше-то время все банковские переводы прозрачны, — заметил я. — Нетрудно установить источник денег.