Талтос

— Все это возможно, — ответил Эш с легким жестом, другая рука оставалась лежать у него на колене. Вы истинное племя ведьм. Мы близки — вы и я. О, это не так уж и сложно на самом деле. Я научился жить в глубоком одиночестве. Я забыл о связях на много лет. Но время от времени желание состоять в родстве с кем-нибудь другим пробивается на поверхность. Желание быть известным, понятым, нравственно оцененным другим утонченным умом. В этом всегда заключалась прелесть Таламаски — с самого начала я мог прийти туда и доверительно побеседовать с учеными-исследователями — мы могли разговаривать до поздней ночи. Это привлекает многих не принадлежащих к человеческому роду созданий. Я всего лишь один из них.

— Да, это то, в чем нуждаемся все мы, не так ли? — спросил Майкл, взглянув на Роуан. Это был еще один из тех молчаливых, тайных моментов, что скорее похожи на незримый поцелуй. Она кивнула.

— Да, — согласился Эш. Человеческие существа очень редко выживают без общения такого рода, без связи, без любви. И наше племя было таким любящим. Нам потребовалось очень много времени, чтобы прийти к пониманию агрессии. Когда человеческие существа впервые встречались с нами, мы казались им детьми, но мы не дети. Это другая разновидность кротости. В ней заключено еще и упрямство, желание мгновенного удовлетворения и стремление к тому, чтобы явления оставались простыми.

Он замолчал. Затем спросил, очень искренно:

— Что именно беспокоит вас? Почему вы оба медлили с ответом, когда я просил вас приехать ко мне в Нью-Йорк? Что было у вас на уме?

— Убийство Лэшера, — ответил Майкл. — Для меня это был вопрос выживания — ни больше ни меньше. Свидетелем убийства был один человек, который мог понять и простить мною содеянное. И этот человек мертв.

— Эрон.

— Да, он хотел получить Лэшера, но понял, почему я не позволил ему. И те двое, которые, можно сказать, осуществляли самооборону…

— Вы страдаете из-за этих смертей, — кротко сказал Эш.

— Лэшер… Он был безжалостным убийцей, — сказал Майкл, словно разговаривая с самим собой. — Он изувечил мою жену, как-то умудрился лишить меня ребенка. Хотя, что могло из него выйти? Кто может это сказать? Здесь так много вопросов и так много вероятностей. Лэшер охотился за женщинами. Убивал их в своем ненасытном желании размножаться. Он мог жить с нами не более чем какая-то чума или насекомое. Сосуществование не представлялось возможным, и, кроме того, его первое появление, способ, которым он представил себя с самого начала, в кошмарной форме, тот факт, что он… использовал меня с самого начала

— Разумеется, я понимаю вас, — сказал Эш, — если бы я оказался на вашем месте, я бы тоже убил его.

— Вы уверены? — спросил Майкл. — Или пощадили бы его, так как он остался одним из очень немногих ваших соплеменников на этой земле? Вы должны были бы проявить особую лояльность по отношению к нему.

— Нет, — ответил Эшлер. — Не думаю, что вы понимаете меня, я имею в виду, в самом основном смысле. Я провел свою жизнь, пытаясь доказать самому себе, что обладаю не меньшими достоинствами, чем человек. Вспомните. Для Папы Григория я сам некогда привел доказательства, что у нас есть души. Я не являюсь другом скитающейся душе, обезумевшей от жажды власти, старой душе, захватившей новое тело. Подобные существа не вызывают у меня никакой симпатии.

Майкл кивнул, словно говоря: «Я понимаю».

— Иметь возможность поговорить с Лэшером, — сказал Эш, — выслушать его воспоминания — было бы мне интересно. Но нет, я бы не чувствовал лояльности по отношению к нему. Единственная вещь, в которую никогда не верили ни христиане, ни римляне, это то, что убийство есть убийство, независимо от того, убийство ли это человека или убийство одного из нас. Но я верю в это. Я слишком долго жил, чтобы придерживаться глупых убеждений, что люди не заслуживают сострадания, что они «иные». Все мы связаны между собой, все связано. Как и почему — я не могу ответить. Но это истина, Лэшер был убит — он достиг своего конца, и если это зло было раздавлено навсегда, только одно это. — Эш пожал плечами, и на лицо его вернулась улыбка, возможно немного горькая, но светлая и печальная. — Я всегда думал, воображал, мечтал, быть может, что, если мы вернемся, у нас снова возникнет возможность встретиться на земле, мы сможем искупить это единственное преступление.

— Вы так не думаете теперь? — улыбнулся Майкл.

— Нет, — покачал головой Эш, — но есть причины не задумываться о таких возможностях. Вы поймете, когда мы сядем и поговорим вместе у меня в Нью-Йорке.

— Я ненавидел Лэшера, — сказал Майкл. — Он был порочный и имел порочные склонности. Он смеялся над нами. Возможно, фатальная ошибка. Я не вполне уверен также в том, что другие, как живые, так и мертвые, хотели бы, чтобы я убил его. Вы верите в судьбу?

— Я не знаю.

— Что означает ваше «не знаю»?