Талтос

Цвета были различных оттенков коричневого и золота. Все имело обтекаемые формы, близкие к совершенству. Молодая американка, разносившая напитки, тоже воплощала собой совершенство. Музыка, возникавшая время от времени — Вивальди, — казалась столь же совершенной. Сэмюэль, удивительно маленький человек, спал в дальней кабине, свернувшись калачиком на диване, и крепко держался за бутылку, которую принес из квартиры в Белгрейв, требовал какого-то бульдога, которого слуги Эша никак не могли ему предоставить. «Ты сказал, Эш, что у меня будет все, что я пожелаю. Я сам слышал, как ты им это сказал. Так вот, я хочу бульдога! И я хочу бульдога немедленно».

Роуан лежала, низко откинувшись в кресле, положив руки на высокие подлокотники. Она не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она заснула незадолго до того, как они стали подлетать к Нью-Йорку. А сейчас она была необычайно взволнована, глядя на двоих мужчин напротив нее: на Майкла, докуривавшего маленький остаток сигареты, который он держал между двух пальцев, обратив внутрь красным тлеющим ободком на конце, и на Эша — в одном из его длинных, великолепно скроенных, двубортных шелковых пальто в стиле высокой моды, с небрежно подвернутыми рукавами, в белой рубашке с золотыми запонками, украшенными драгоценными камнями, которые заставили ее вспомнить об опалах, хотя она сознавала, что не была большим экспертом по драгоценным или полудрагоценным камням и не интересовалась чем-нибудь в таком роде. Опалы. Его глаза также заметно опалесцировали, как она думала уже неоднократно. Его брюки, широкие, похожие на пижамные, были тоже фантастически модными. Он небрежно скрестил ноги, так что обнажилась полоска кожи. Такая поза, очевидно, была для него привычной. На правом запястье он носил тонкий золотой браслет непонятного назначения: тонкую металлическую ленту, сверкающую и представляющуюся ей до безумия сексуальной, хотя причину этого она не смогла бы объяснить.

Он поднял эту руку, пробежал пальцами сквозь черные волосы, маленьким пальцем захватив белую полосу, словно не хотел забыть о ней, отделил ее, но потом соединил с другими темными волнами. Этот жест, как ей показалось, оживил его лицо снова — всего лишь одно небольшое движение и его манера глазами быстро обежать всю комнату, после чего его взгляд остановился на ней.

Сама она вряд ли заметила, что второпях извлекла из своего чемодана. Что-то красное, что-то мягкое, что-то свободное и короткое, едва доходившее ей до колен. Майкл обернул ей жемчуг вокруг шеи — маленькое, скромное ожерелье. Это удивило ее. Она была так ошеломлена тогда. Слуги Эша запаковали все остальное.

— Я не знала, хотите ли вы взять Сэмюэлю бульдога.

Лесли повторила эти слова несколько раз, весьма огорченная, что не сумела угодить боссу.

— Не имеет значения, — наконец ответил Эш, выслушав ее и, возможно, впервые вникнув в смысл оправданий. — В Нью-Йорке мы найдем Сэмюэлю бульдогов. Он сможет содержать своих бульдогов в саду на крыше. Знаете ли вы, Лесли, что в Нью-Йорке есть собаки, которые живут на крышах и которые никогда не бывали на улицах, внизу?

Что она должна думать о нем? Что они все думают о нем? Конечно, размышляла Роуан, его преимущество в том, что он ослепительно богат. Или ослепительно красив?

— Но я хочу, чтобы бульдог был у меня сегодня вечером, — волновался Сэмюэль, пока снова не впал в беспамятство. — И я хочу иметь его немедленно.

При первом взгляде на маленького человека Роуан ужаснулась неописуемо. Что это было — гены ведьм? Ведьмовское знание? Или это говорил в ней врач, пришедший в ужас от этих кошмарных складок кожи, полностью покрывающих все его лицо? Он был похож на огромный разноцветный и живой кусок камня. Что будет, если скальпель хирурга удалит эти складки, открывая глаза, полные, правильно оформленные губы, лицевые кости, подбородок? Во что превратится его жизнь?

— Мэйфейрские ведьмы, — сказал он, когда увидел их, Роуан и Майкла

— Знает ли кто-нибудь в этой части мира о нас? — раздраженно спросил Майкл. — И каким образом наша репутация всегда опережает наше появление? Когда вернусь домой, непременно прочту все о колдовстве и исследую его самым серьезным образом.

— Весьма удачная мысль, — сказал Эш. — При вашем могуществе вы можете сделать многое.

Майкл рассмеялся. Они нравились друг другу, эти двое. Она заметила это. Они разделяли общие взгляды. Юрий был так взбешен, потрясен, так молод.

На протяжении всего обратного пути после беспощадного противостояния, произошедшего в башне Стюарта Гордона, Майкл рассказывал им длинную историю, поведанную ему Лэшером, о жизни, прожитой им в шестнадцатом веке, о его прошлых воспоминаниях, о его чувствах, испытанных в незапамятные времена. В его рассказе не было ничего сверхъестественного — скорее отрывочное изложение легенды, которая была известна только ему и Эрону. Он рассказывал ее однажды Роуан, и она запомнилась не как последовательность образов и катастроф, а только как некий набор слов.