— Не будь такой напыщенной, Мэри-Джейн, — заявила эта жердина с великолепной широкой улыбкой. Она потирала длинные, с шелковистой кожей руки, одну о другую. Голос ее звучал удивительно похоже на голос крошечной матери там, наверху. Тот же хорошо поставленный голос. — Вы должны простить меня, доктор Джек. Мои манеры пока еще не таковы, какими им надлежит быть. Я все еще немного резковата — возможно, потому что пытаюсь переварить немного больше информации, чем Бог намеревался когда-либо сообщить кому-либо из моего рода, но у нас оказалось слишком много проблем, которые необходимо решить. Вот, например, теперь у нас есть свидетельство о рождении, не так ли, Мэри-Джейн? Ведь именно это ты старалась прояснить мне, когда я так грубо прервала тебя. Теперь следует выяснить все, что касается крещения. Ведь, если память мне не изменяет, в завещании особо указывается, что ребенок должен быть крещен по католическому обряду. Как мне кажется, судя по документам, к которым я только что получила доступ и лишь наскоро просмотрела, этот обряд крещения является более важным фактором, чем официальное свидетельство о рождении.
— О чем вы говорите? — спросил доктор Джек. — И кто, во имя Господа Бога, наградил вас таким голосом? Американская радиокорпорация?
Она прелестно рассмеялась, подобно звону колокольчиков, громко хлопая при этом в ладоши; ее рыжие волосы ниспадали мелкими волнами и струились по плечам, когда она трясла головой.
— Доктор, о чем вы говорите? — спросила она. — Сколько вам лет? Вы человек с весьма развитой фигурой. Попробую угадать… Вам, видимо, шестьдесят семь — я права? Разрешите мне посмотреть ваши очки.
Она сняла их с его носа, прежде чем он смог возмутиться, и сквозь них вгляделась ему в лицо. Он был совершенно ошеломлен; ему было уже шестьдесят восемь. Без очков она показалась ему очаровательным пятном
— Надо же! Так вы кажетесь больше! — воскликнула она. И быстро водрузила очки на его переносицу с совершенной точностью, вновь отчетливо появившись перед его взором — с пухлыми маленькими щечками и губами, изогнутыми «бантиком», настолько прелестная, что он едва ли когда видел что-либо подобное. — Да. Они делают все чуточку больше, не так ли, и следует считать это наиболее распространенным изобретением, с которым я, похоже, столкнулась в первые же часы своей жизни. Ведь это очки, я права? Очки, микроволновая печь, серьги-клипсы, телефон, компьютерный монитор. Мне кажется, что позже, когда наступит время для размышлений обо всем, что уже завоевало место в нашей жизни, можно будет различить определенную поэзию в списке тех объектов, с необходимостью которых мы столкнулись в самом начале, особенно если мы правы, что ничто в жизни не появляется чисто случайно, что все объекты мы можем оценить правильно, только рассматривая с различных точек зрения, выбранных случайно; и в конечном счете, когда мы лучше выверим все наши средства наблюдения, то придем к пониманию, что даже изобретения, собравшиеся на двух этажах заброшенного и разрушающегося дома, на самом деле собрались вместе, чтобы сформировать представление о его обитателях, гораздо более основательное, чем какой-либо человек мог бы составить на первый взгляд. Что вы думаете об этом?
Теперь настала его очередь разразиться смехом. Он даже хлопнул себя по ноге от удовольствия.
— Милая, я не знаю, что думаю об этом, но уверен, что мне пришелся по душе стиль твоего высказывания! — заявил он. — Ты сказала, что тебя зовут Морриган? То же дали имя в твою честь этой малышке? Морриган. Только не говори мне, что ты тоже Мэйфейр.
— О да, сэр, совершенно верно: Морриган Мэйфейр, — сказала она, выбросив руки вверх, как делают это болельщики на школьном матче.
Появился тусклый, мерцающий свет, затем послышалось тихое урчание, и компьютер в комнате позади них начал издавать скрежещущие шумы, свидетельствующие о начале запуска
— Ух, наконец-то! — радостно воскликнула она; рыжие волосы взметнулись за плечами. — Снова в работе, вместе с Мэйфейр и Мэйфейр, пока Мать-Природа не сочтет, что настала пора вновь унизить нас независимо от того, насколько хорошо мы оборудованы, сформированы, запрограммированы и установлены. Другими словами, пока молния не ударит снова!
Она рывком подтащила стул к столу, заняла свое место перед экраном и начала печатать снова, словно совершенно забыла о существовании доктора и о том, что он по-прежнему стоит рядом.
— Мэри-Джейн, иди сюда! Малышка голодная! — крикнула сверху бабушка
Мэри-Джейн потянула его за рукав.
— Подождите теперь всего минуту, — сказал он. Но он уже утратил эту изумительную молодую женщину, полностью и навсегда, он понял это, как увидел и то, что под рубашкой на ней ничего не было, и что свет от настольной лампы на гибкой ножке освещает ее груди, плоский живот и обнаженные бедра. Похоже, и трусиков на ней тоже не было. А эти длинные босые ноги… Большие голые ноги! Не опасно ли работать на компьютере во время грозы с босыми ногами? Ее рыжие волосы потоком стекали вниз, на сиденье стула.