— Мэри-Джейн, ты должна вернуть ребенка обратно к пяти часам! — вновь послышался сверху голос бабушки.
— Я иду. Я уже иду. Доктор Джек, пойдемте!
— Пока, доктор Джек! — откликнулась долговязая красотка, неожиданно взмахнув кистью правой руки, находившейся, по-видимому, где-то на конце невообразимо длинной конечности, и даже не отрывая при этом глаз от компьютера
Мэри-Джейн промчалась мимо него и прыгнула в лодку.
— Вы собираетесь уходить или нет? — крикнула она. — Я снимаюсь с якоря, у меня еще много дел. Вы хотите застрять здесь?
— Где должен быть этот ребенок в пять часов? — потребовал он ответа, приходя в чувство и вспомнив, что сказала старуха. — Ты не вынесешь снова этого ребенка из дома даже для того, чтобы его окрестили!
— Поспеши, Мэри-Джейн!
— Поднять якоря! — крикнула Мэри-Джейн, отталкиваясь шестом от ступеней.
— Подожди минуту! — Он прыгнул, подняв фонтан брызг в пироге, которая раскачивалась возле балюстрады, а затем двинулась вдоль стены. — Все в порядке, все нормально. Только давай помедленнее, ладно? Доставь меня до пристани и не опрокинь в это болото. Будь добра, постарайся, пожалуйста
Кликети, кликети, кликети…
Дождь немного ослаб, слава Богу. И даже крошечный кусочек солнца прорвался сквозь тяжелые серые облака — как раз достаточно, чтобы засверкали брызги!
— Теперь, доктор, возьмите это, — сказала Мэри-Джейн, когда он садился в машину.
Это был толстый конверт, полный банкнот, и, насколько ему удалось увидеть, пока она их пересчитывала с помощью большого пальца, все это были новенькие двадцатки. Вытаращив глаза, он понял, что там была тысяча. Мэри-Джейн захлопнула дверь и побежала вокруг на другую сторону.
— Слушай, здесь слишком много денег, Мэри-Джейн, — сказал он, но тут же принялся мысленно перечислять: агрегат для прополки, газонокосилка, новые садовые ножницы для стрижки кустов и цветной телевизор «Sony». А главное — нет никакой причины указывать все это в налоговой декларации.
— Ох, заткнитесь и возьмите их! — Мэри-Джейн нетерпеливо поморщилась. — Выйдя из дома в такой день, вы их полностью заслужили.
Опять ее юбка поползла вверх по бедрам. Но та, что сидела рядом, не могла идти ни в какое сравнение с пламенной прелестью, оставшейся там, наверху. Как было бы приятно прикоснуться руками к чему-то подобному хотя бы минут на пять, к созданию с такими длинными, длинными ногами!
«Успокойся, ты, старый дурень, не то заработаешь инфаркт».
Мэри-Джейн включила задний ход, колеса закрутились на мокром ракушечнике дороги, а затем лимузин совершил опасный поворот на сто восемьдесят градусов и направился к знакомым рытвинам.
Доктор оглянулся на дом еще раз: огромное строение с прогнившими колоннами, возвышающееся над кипарисами, погрязшее в этом мерзостном, затянутом ряской болоте, плещущемся до середины окон. Он устремил взгляд на дорогу впереди, радуясь, что выбрался оттуда!
Дома крошка-жена Эйлин встретила его вопросом:
— Что еще ты там видел в Фонтевро, Джек?
А что он мог ей рассказать? Уж конечно, не о тех трех прелестных молодых женщинах, которых он видел под одной крышей, — уж это точно. И не о пачке двадцатидолларовых банкнот в кармане…
28
Мы решили, как будем идентифицировать себя перед людьми.
Мы «превратились» в некое древнее племя под названием пикты. Они отличались высоким ростом. Но ведь мы вышли из северных стран, где люди вырастают высокими, и страстно мечтали жить в мире с другими, чтобы никто нас не беспокоил.
Конечно, мы должны были прийти к таким выводам постепенно. Слово вырвалось прежде, чем мы приняли такое решение. Сначала наступил период ожидания, в течение которого никого из чужих мы не принимали в долине; затем мы стали пропускать через долину случайных путешественников и получили от них много ценных знаний. Затем мы осмелились выходить за пределы долины, объявляя себя пиктами и предлагая дружбу — какая возникает между просвещенными людьми — тем, с которыми встречались.
Через некоторое время вопреки легенде о Талтосе, которая всегда была распространена и всякий раз получала новое подтверждение, когда люди ловили какого-нибудь беднягу Талтоса, наша хитрость начала укореняться. И наша безопасность укреплялась не в результате успешных схваток с людьми, а через постепенную интеграцию с человеческими существами.
Мы были гордым и уединенным кланом Доннелейта, но другие могли рассчитывать на гостеприимство наших брошей. Мы редко заводили разговоры о наших богах. Мы не поощряли расспросов о наших внутренних обычаях или о наших детях.
Но мы жили как аристократы: соблюдали законы чести и гордились своей родиной.
Такая жизнь вызывала к нам уважение. И наконец, с открытием гостеприимных дверей долины, новые знания впервые стали поступать к нам непосредственно из внешнего мира. Мы быстро обучились шитью и вязанию, в том числе вязанию ловушек для одержимых Талтосов. Мужчины, женщины — все умели вязать. В конце концов мы стали вязать днями и ночами непрерывно. Мы уже не могли остановиться.