Талтос

— Вот деревянный стол, чтобы вы могли написать все прямо здесь. — Мэри-Джейн указала на крохотный самодельный столик из двух сосновых досок, лежавших на двух столбиках — старых деревянных ящиках из-под бутылок от колы.

Давно он не видел подобных ящиков; их использовали обычно для хранения маленьких бутылочек, стоивших всего пять центов. Мэри-Джейн рассчитывала, возможно, продать их на блошином рынке какому-нибудь коллекционеру. Множество вещей, разбросанных здесь повсюду, она могла бы продать. Он разглядел на стене, прямо у себя над головой, старинный газовый рожок.

Он чуть не сломал спину, согнувшись почти пополам, чтобы устроиться за таким столом, но на это жаловаться не стоило. Он вытащил авторучку. Мэри-Джейн потянулась и подтащила висящую над ним голую лампочку.

Откуда-то снизу вновь послышался тот же странный звук: кликети-кликети-кликети. Затем что-то зажужжало. Знакомые шумы.

— Что это за звук? — спросил он. — Теперь давай заполним, имя матери, пожалуйста?

— Мона Мэйфейр.

— Имя отца?

— Майкл Карри.

— Зарегистрированные супруги?

— Нет. Пропустите эту графу, ладно?

Он покачал головой.

— Родилась прошлой ночью, ты говоришь?

— Через десять минут после двух этим утром. Роды приняли Долли-Джин Мэйфейр и Мэри-Джейн Мэйфейр. Фонтевро. Вы знаете, как это пишется?

Он кивнул.

— Имя ребенка?

— Это девочка. Морриган Мэйфейр.

— Морриган? Никогда не слышал о таком имени, Морриган. Это имя святой — Морриган?

— Произнеси имя ему по буквам, Мэри-Джейн, — сказала мать очень тихим голосом из-за ящиков. — С двумя «р», доктор.

— Я умею писать, милая. — В подтверждение своих слов он громко произнес имя по буквам для ее окончательного одобрения.

— Так. Что еще? Я не знаю веса…

— Восемь фунтов девять унций, — сказала бабушка, расхаживая взад и вперед и пошлепывая малыша, лежащего у нее на плече. — Я взвесила ее на кухонных весах. Рост нормальный!

Он снова покачал головой. Быстро заполнил остальные графы, поспешно сделал копию. Какой смысл говорить с ними об остальном?

Молния сверкнула во всех чердачных окнах: северном и южном, западном и восточном, — а затем оставила большую комнату в уютной тенистой тьме. Дождь мягко шуршал по крыше.

— Хорошо, я оставляю вам копию, — сказал он, вкладывая свидетельство в руку Мэри-Джейн, — и забираю первый экземпляр, чтобы отослать его в приход из моего кабинета. Через пару недель вы получите официальные регистрационные документы на ребенка. Теперь давайте попробуем покормить малышку. У вас пока нет молока, но есть молозиво и этот…

— Я скажу ей все это, доктор Джек, — сказала бабушка. — Мона покормит девочку после вашего ухода. Она немного застенчива.

— Ладно, доктор, — сказала Мэри-Джейн. — Я отвезу вас обратно.

— Черт подери. Хотел бы я отправиться отсюда другим способом, — сказал он.

— Хорошо. У меня есть швабра, мы можем полететь — согласны? — спросила Мэри-Джейн, предлагая ему следовать за собой. Она направилась к лестнице, шлепая расстегнутыми сандалиями по доскам.

Молодая мама тихо хихикнула — совсем как маленькая девочка. На миг она выглядела абсолютно нормально, на щеках проявился слабый румянец. Эти груди, похоже, собирались взорваться. Он надеялся, малышка не окажется слишком раздражительной маленькой придирой и капризулей. Если честно сказать, трудно определить, которая из двух молодых женщин выглядит привлекательнее.

Он поднял москитную сетку и снова подошел к кровати. Вода струями выливалась из его ботинок. Черт знает что! Форменное безобразие! Но что он мог с этим поделать? Влага струйками стекала вниз под рубашкой.

— Ты чувствуешь себя нормально, милая? — спросил он.

— Да, — подтвердила Мона

В руках она держала кувшин с молоком. Она пила большими глотками.

А собственно, почему бы и нет? Но он был чертовски уверен, что нужды в этом у нее не было. Она одарила его яркой улыбкой школьницы — возможно, самой ослепительной, какую ему довелось видеть в жизни, — показав ровный ряд белоснежных зубов, и он заметил несколько маленьких веснушек у нее на носу. Да, крошка, но, наверно, самая хорошенькая рыженькая, на которой останавливался его взгляд за всю жизнь.

— Пойдемте, доктор! — Мэри-Джейн уже определенно командовала им. — Мона должна отдохнуть, и крошка, похоже, собирается захныкать. До встречи, Морриган. До свидания, Мона, пока, бабушка

Потом Мэри-Джейн протащила его через весь чердак, остановившись лишь для того, чтобы напялить свою ковбойскую шляпу, которую сняла, когда они вошли. С полей шляпы полилась вода

— Тихо, теперь тихо, — сказала бабушка малышке. — Мэри-Джейн, ты поспеши, этот ребенок начинает нервничать.

Он только намеревался сказать, что им следует отдать ребенка в руки матери, но Мэри-Джейн столкнула бы его вниз со ступеней, если бы он не пошел сам. Она разве что не выталкивала его из дома, пронзая острыми грудками его спину. Груди, груди, груди… Слава Богу, его специальностью была гериатрия: ему никогда не приходилось сталкиваться со всеми этими мамочками-тинэйджерами в прозрачных рубашках; с девочками, завлекающими тебя упругими сосками… Вопиющее безобразие — вот что это такое!