В последующие дни мы, пятеро оставшихся, окончательно завоевали расположение людей. С пылом они восприняли свою новую религию и считали, что мы принесли им учение Христа. Они чтили нас за клятвы верности и целомудрия. Монахи подготавливали нас, наставляя день и ночь для принятия духовных званий.
Мы углубились в изучение священных книг. И постоянно молились.
Начались работы по возведению церкви — огромного строения, в романском стиле, сложенного из камней без раствора, с закругленными арками окон и с длинным нефом.
И я сам возглавил процессию, шедшую через древний круг, с которого мы уничтожали все символы старых времен и вырубали на скалах новые эмблемы, которые копировали из алтарной книги Евангелий.
Это были рыба, символизирующая Христа, голубь — Апостола Иоанна, лев — Марка, бык — Луку и человек, символизирующий Матфея. И с яростной увлеченностью юных Талтосов мы вырезали другие библейские сцены на плоских камнях. А потом двинулись на кладбище, чтобы вырубить на старых могилах кресты — в стиле тех, что были изображены в книге, богато орнаментированных и искусно выполненных.
Это был краткий перерыв, за время которого нас посетило нечто вроде прежнего вдохновения, как когда-то на равнине Солсбери. Но теперь нас было лишь пятеро, а не все племя — пятеро отказавшихся от своей собственной природы, дабы доставить удовольствие Богу и людям-христианам, пятеро, которым дали роли святых, чтобы они уцелели в той страшной битве.
Но мрачный ужас затаился внутри меня и в душах других. Как долго может просуществовать это зыбкое перемирие? Не случится ли так, что малейшее прегрешение сбросит нас с пьедесталов?
Даже когда я молился Богу, чтобы он помог мне, простил все мои ошибки и привязал к себе как добросовестного священнослужителя, я понимал, что мы, пятеро, не сможем долго оставаться в Доннелейте.
И я сам не в силах был жить в долине! Даже во время совместных с монахами молитв и пения псалмов в ушах у меня звенели проклятия Жанет и мне виделись мои люди, покрытые кровью. «Христос, дай мне веру!» — молился я, но в самой глубине души не верил, что единственный путь к спасению для таких, как я, проходит через самоотречение и целомудрие. Как может такое быть? Неужели Бог желал, чтобы мы все вымерли?
Это не было самопожертвованием, это была форма абсолютного отрицания. Для Христа мы превратимся в ничто!
И все же любовь к Христу пылала в моей душе. Она обжигала отчаянно. И очень сильное личное восприятие моего Спасителя открылось во мне, как это всегда происходит с христианами. Ночь за ночью в своих медитациях я представлял себе кубок с кровью Христа, священный холм, на котором цвел боярышник Иосифа, кровь в чаше Источника. Я дал себе клятву совершить паломничество в Гластонбери.
О нас распространялись слухи за пределами долины. Люди слышали о Святой битве в Доннелейте, как со временем ее стали называть. Они узнали о высокорослых священнослужителях, поклявшихся жить в целомудрии, обладавших необыкновенным могуществом. Монахи писали об этом другим монахам, распространяя нашу историю.
Легенды о Талтосах ожили. Те из нас, кто существовал под видом пиктов в маленьких племенах, вынуждены были оставить свои жилища, когда их соседи-язычники стали издеваться над ними и угрожать им, и тогда христиане пришли к ним и умоляли отказаться от их порочных обычаев и стать «святыми отцами».
Диких Талтосов находили в лесу; ходили слухи о магических рождениях, происходивших то в одном, то в другом городе. Ведьмы выходили на охоту. Они похвалялись, что могут обнаружить нас и лишить могущества.
Другие Талтосы, богато одетые и вооруженные до зубов, теперь сами не скрывали, кто они есть. Они появлялись группами в долине, бряцали оружием и проклинали меня за то, что я натворил.
Их женщины, великолепно одетые и охраняемые со всех сторон, судачили о проклятиях Жанет, узнав о них, несомненно, от Талтосов, спасшихся бегством из Доннелейта Они требовали, чтобы я повторил все проклятия полностью и услышал их суждение.
Я отказался. И не произнес ни слова.
Затем, к полному моему ужасу, Талтосы повторили мне все проклятия Жанет, каждое слово из них, ибо они уже знали их.
— Будь проклят, Эшлер, проклят на все времена! Смерть будет вечно избегать тебя! Будешь странствовать — никем не любимый, бездетный. Твой народ сгинул, наше чудесное возрождение будет твоей единственной мечтой в полном одиночестве! Я проклинаю тебя, Эшлер! Пусть рухнет весь мир вокруг тебя, прежде чем страдания твои прекратятся.
Это проклятие превратилось для них в поэму, которую они повторяли наизусть, после чего плевали мне под ноги.
— Эшлер, как ты мог забыть утраченную землю? — требовали ответа женщины. — Как мог ты забыть круг на равнине Солсбери?
Эти несколько смельчаков пробирались сквозь развалины наших старых брошей; люди-христиане из Доннелейта посматривали на них холодным взором и с опаской и вздыхали с облегчением, когда они наконец покидали долину.
В течение следующих месяцев появились несколько Талтосов, принявших Христа, и они выразили желание стать священниками. Мы встретили их с радостью.