Конечно, они видели высокого человека в оскорбляющем зрение фиолетовом шелковом блейзере, садившегося за стол напротив самого маленького человека в зале, коренастого коротышки в пристойной одежде. Но смотрели они краем глаза или столь быстро и резко лишь на миг повернувшись, что рисковали повредить спинной хребет, и при этом не нарушали хода собственных разговоров. Столик странной пары размещался напротив переднего стекла, но люди на улицах были более искушенными в тайном наблюдении, чем сидевшие в тепле и уюте ресторана
— Ну, давай, решайся, говори, что надумал, — сказал Эш едва слышно. — Ты уезжаешь, возвращаешься в Англию?
— Ты знал об этом. Я не хочу больше жить здесь. Я каждый раз надеюсь, что здесь все будет прекрасно и удивительно, но затем мне все надоедает и я хочу вернуться домой. Я должен вернуться в долину, прежде чем идиоты из Таламаски вторгнутся туда.
— Они не намерены так действовать, — возразил Эш. — Я рассчитывал, что ты поживешь здесь еще немного. — Он удивлялся, как ему удавалось контролировать свой голос. — Что мы смогли бы говорить на разные темы.
— Ты плакал, расставаясь со своими друзьями — людьми, ведь правда?
— Но с чего это вдруг ты спрашиваешь меня об этом? — спросил Эш. — Ты решил поссориться со мной, прежде чем расстаться?
— Почему ты доверяешь им, этим двум ведьмам? Послушай, официант обращается к тебе. Выбери хоть что-нибудь.
Эш, не задумываясь, указал на что-то в меню. Обычная паста, которую он заказывал в подобных местах. Он подождал, пока человек удалится, и только тогда возобновил разговор.
— Если бы ты не был пьян, Сэмюэль, если бы ты не видел все происходящее сквозь туман в голове, ты бы знал ответ на этот вопрос.
— Мэйфейрские ведьмы. Я знаю, кто они такие. Юрий все рассказал мне о них. Он говорил долго и был словно в лихорадке. Эш, не будь дураком опять. Не воображай, что эти люди любят тебя.
— Твои слова лишены смысла, — возразил Эш, — как, впрочем, и всегда. Ты попросту сотрясаешь воздух. Я привык к этому, когда нахожусь в твоем присутствии.
Официант поставил на стол минеральную воду, молоко и стаканы.
— Ты не в настроении, Эш, — сказал Сэмюэль, жестом попросив другой стакан виски — неразбавленного. Эш чувствовал это по запаху. — И это не моя вина. — Сэмюэль откинулся на спинку стула. — Слушай, мой друг. Я только пытаюсь предостеречь тебя. Позволь мне так выразиться, если не возражаешь. Не доверяйся этой парочке.
— Знаешь, если ты будешь продолжать в том же духе, я могу рассердиться.
Маленький человечек негромко рассмеялся. Однако нахмуренный лоб и сведенные вместе брови свидетельствовали о том, что ему отнюдь не весело.
— Теперь, я думаю, что смогу пробыть в Нью-Йорке еще часок или два, — сказал он, — если действительно мне удастся увидеть, как ты на меня рассердишься.
Эш не ответил. Было крайне важно не сказать чего-нибудь такого, что могло быть неправильно истолковано, ни теперь, ни в будущем, ни Сэмюэлю, ни кому-либо еще. Он помнил об этом всегда, но временами необходимость сдерживаться оказывалась поистине судьбоносной.
Спустя мгновение он сказал:
— И кого же я должен любить? — Это было произнесено с легчайшим укором. — Я буду рад, когда ты уедешь. Я имею в виду… Я имел в виду, что буду рад, когда этот неприятный разговор закончится.
— Эш, тебе никогда не следовало столь сильно привязываться к ним, никогда не надо было говорить им обо всем, что сделал. И еще… Этот цыган… Ты позволил ему сразу возвратиться в Таламаску.
— Юрий? А что ты хочешь, чтобы я сделал? Как я мог запретить Юрию возвратиться в Таламаску?
— Ты мог заманить его в Нью-Йорк, устроить его к себе на какую-нибудь работу. Ему и так не повезло в жизни: но ты отправил его домой, чтобы он написал целые тома о том, что случилось. Черт побери, он мог бы стать твоим компаньоном.
— Это для него не подходит. Он должен был уехать домой.
— Конечно, надо было так сделать. И он был то, что тебе надо: изгой, цыган, сын шлюхи.
— Пожалуйста, постарайся говорить не столь оскорбительно и вульгарно, как ты умеешь. Ты пугаешь меня. Пойми, таково желание Юрия. Если бы он не хотел вернуться, он бы сказал об этом. Его жизнь всегда была сосредоточена на ордене. Он должен был вернуться, по крайней мере чтобы залечить свои раны. А после этого? Он не был бы счастлив в моем мире. Куклы — чистое волшебство для тех, кто любит и понимает их. Для остальных они не более чем игрушки. Юрий — человек с грубым душевным восприятием, он не способен различать тонкости.
— Это звучит хорошо, — отозвался Сэмюэль, — но глупо. — Он смотрел, как официант ставит перед ним новую порцию виски. — В вашем мире уйма занятий, с которыми мог бы справиться Юрий. Ты мог бы поручить ему разбивку новых парков, посадки новых деревьев, предложить ему участие в выполнении всех твоих грандиозных планов. Тех, о которых ты рассказывал своим ведьмам: что ты собираешься сооружать парки в небесах, чтобы каждый мог видеть то, что ты видишь из своих мраморных покоев? Ты смог бы дать ему работу на всю жизнь, и он стал бы твоим товарищем…