Талтос

— Прекрати, пожалуйста. Этого не случилось. И не могло случиться.

— Но произошло то, что ты стремишься наладить дружеские отношения с этими ведьмами, с мужчиной и женщиной, с женатой парой, входящей в громадный клан, окружающий их, с людьми, которые априори преданы семейному образу жизни, что чрезвычайно свойственно людям…

— Что должен я сделать, чтобы ты остановился?

— Ничего. Пей свое молоко. Я знаю, тебе не терпится. Ты стыдишься пить его при мне, боишься, что я могу сказать нечто вроде: «Эшлер, пей свое молоко!»

— Что ты и сделал, хотя я к нему даже не притронулся, как ты видишь.

— Ах, так вот в чем дело. Ты любишь эту парочку, этих ведьм. И задача их состоит — как я понимаю — в том, чтобы забыть обо всем, что ты им рассказал: о кошмаре Талтосов, о долине, об убийстве маленьких идиотов, проникших в Таламаску… Самое главное для сохранения нормальной психики этой пары — необходимость отправиться домой и строить свою жизнь так, как того от них ожидает семья Мэйфейров. И мне противно видеть, что ты любишь тех, кто непременно отвернется от тебя, ибо те двое должны будут так поступить.

Эш не ответил.

— Их окружают сотни людей, которым они должны показать, что эта часть их жизни — не что иное, как ложь, — продолжал убеждать его Сэмюэль. — Они пожелают забыть о твоем существовании; они не захотят смириться с тем, что великая реальность их повседневного существования теряет смысл в ослепительном блеске твоего присутствия.

— Я понимаю.

— Мне не нравится, когда ты страдаешь.

— А это заметно?

— Да! Мне нравится раскрывать журналы или газеты и читать об успехах твоей маленькой корпорации, видеть твое улыбающееся лицо, читать твое имя в первой строке легкомысленного маленького списка из десятка наиболее эксцентричных миллиардеров или наиболее завидных холостяков Нью-Йорка. А теперь я знаю, что ты разобьешь свое сердце, сомневаясь в том, истинные ли они твои друзья, эти ведьмы, можешь ли ты призвать их, когда у тебя болит сердце, можешь ли ты, учитывая их осведомленность, полагаться на них, на что рассчитывает каждое существо…

— Остановись, пожалуйста, Сэмюэль.

Эта просьба положила конец спору. Маленький человек вздохнул. Он выпил около половины свежей порции виски и изумительно розовым языком облизнул искривленную нижнюю губу.

— Ладно, Эш, я не хотел тебя расстраивать.

— Я пришел по первому твоему зову, Сэмюэль.

— И теперь сожалеешь об этом?

— Нет, едва ли. Как я могу сожалеть?

— Забудь все это, Эш. Серьезно, забудь. Забудь о Талтосе, пришедшем в долину. Забудь, что ты знаешь этих ведьм. Забудь о том, что тебе нужен кто-нибудь, чтобы любить тебя за то, что ты есть. Это невозможно. Я боюсь. Я боюсь того, что ты будешь делать теперь. Пример такого поведения мне слишком хорошо известен.

— Ну и каков же этот пример? — спокойно спросил Эш.

— Ты разрушишь компанию, корпорацию, «Игрушки в изобилии, или Куклы для миллионов» — или как все это у тебя называется? Ты впадешь в апатию. Ты просто оставишь все как есть. Ты оставишь дела и уедешь куда-нибудь подальше. И все, что ты построил, все, что ты создал, будет буквально разваливаться на части. Ты уже поступал так и прежде. А затем ты пропадешь точно так же, как пропал я однажды холодным зимним вечером. Почему тебя так притягивает глухая зимняя пора, я просто не понимаю, но ты снова придешь в долину и станешь разыскивать меня.

— Это более важно для меня, Сэмюэль, — негромко заметил Эш. — Эго важно по многим причинам.

— Парки, деревья, сады, дети, — нараспев произнес маленький человек.

Эш ничего не ответил.

— Подумай о тех, кто зависит от тебя, Эш, — продолжал Сэмюэль все ту же проповедь для все той же паствы. — Подумай обо всех тех людях, которые делают, продают, покупают и любят вещи, которые производят твои компании. Это может вполне заменить душевное равновесие, мне кажется, — сознавать, что тебя окружают другие теплые разумные создания, чувствующие свою зависимость. Ты согласен, что я прав?

— Это не заменяет душевного равновесия, Сэмюэль, — возразил Эш. — Это заменяет счастье.

— Правильно. И это прекрасно. Но не жди, что твои ведьмы придут к тебе снова, и ради Бога, никогда не разыскивай их на их собственной территории. Ты заметишь страх в их глазах, если они когда-нибудь увидят тебя, стоящим в их саду.

— Ты так уверен во всем этом.

— Да, я уверен. Эш, ты рассказал им все. Почему ты так поступил? Возможно, если бы ты этого не сделал, они бы не боялись тебя.

— Ты не понимаешь того, о чем говоришь.

— А Юрий и Таламаска? Как они будут досаждать тебе теперь!

— Это исключено.

— Но эти ведьмы — они не друзья тебе.

— Сколько можно твердить одно и то же?

— Я уверен, что они — не друзья. Я знаю, что их любопытство и благоговейный трепет скоро сменятся страхом. Эш, нечто подобное уже было, ведь они только люди.

Эш наклонил голову и глядел в сторону — в окно, на летящий снег, на сгорбленные спины людей, идущих против ветра.