Талтос

Эш на миг задумался.

— Возможно, это к лучшему. Почему ты не сказал мне, что женщин там не осталось?

— Дурень. Я не позволил бы тебе туда ехать, будь там хоть одна женщина. Ты должен бы это знать. Ты не подумал. Не посчитал, сколько лет прошло. Не поразмыслил об этом как следует. Играл в свои игрушки, в свои деньги и со всякими другими прекрасными вещами. И ты забыл. Забыл — и потому ты счастлив.

Машина везла их из аэропорта в город.

— Ты хочешь ехать на свою игровую площадку в небе? — спросил Сэмюэль.

— Нет, ты знаешь, что не хочу. Я должен найти цыгана, — ответил он. — Я раскрыл тайну в Таламаске.

— И нашел ведьму?

— Да. — Эш улыбнулся и повернулся к Сэмюэлю. — Я должен отыскать ведьму тоже, вероятно. По крайней мере, прикоснуться к ее рыжим волосам, поцеловать белоснежную кожу, ощутить и вдохнуть ее запах.

— И?

— Как я могу знать заранее, малыш?

— Ох, ты знаешь. Ты точно знаешь.

— Тогда оставь меня в покое. Если это должно случиться, мои дни наконец будут сочтены.

6

Было восемь часов, когда Мона открыла глаза. Она слышала, как часы пробили время, медленно, звучным тоном. Но разбудил ее другой звук — резкий телефонный звонок. Должно быть, звонили из библиотеки, подумала она, слишком далеко от нее, да и звонили очень долго, чтобы она успела ответить. Она повернулась, устроилась поудобнее под бархатным покрывалом на диване с множеством мягких подушек и внимательно поглядела в окна, выходящие в сад, залитый утренним солнечным светом.

Солнце и в самом деле проникло в окна, окрасило пол перед входом на боковую веранду в янтарный цвет, и на него было приятно глядеть.

Телефонный звон прекратился. Несомненно, кто-нибудь из нового штата прислуги в доме ответил на него: Кален например, новый водитель, или Янси — молодой парнишка, прислуживавший в доме, который вставал, как говорили, к шести часам утра. Или, быть может, даже Эухения, смотревшая на Мону столь величественным взглядом каждый раз, когда их пути пересекались.

Мона заснула здесь прошлой ночью в новой шелковой пижаме — на том самом диване греха, где они с Майклом вместе его и совершили. И хотя она старалась изо всех сил мечтать о Юрии — он звонил и просил Селию передать ей, что на самом деле у него все в порядке и что он вскоре надеется всех их увидеть, — она обнаружила, что думает о Майкле, о тех трех ее падениях и о том, как все это было совершенно непозволительно и притом великолепно, потрясающе и незабываемо.

Нельзя утверждать, что Юрий не был изумительным любовником из ее сновидений, но они вели себя слишком осторожно в отношении друг друга; это была любовная близость, конечно, но самая безопасная из всех, которую можно вообразить. И Моне оставалось пожелать себе большей смелости в осуществлении своих неукротимых желаний в будущем Ей действительно нравилось это слово. Оно подходило ей. «Ты совершенно неукротима в своих желаниях». Примерно такими словами могли бы укорять ее Селия или Лили. А она могла бы ответить: «Я дорожу подобными комплиментами, но понимаю, что ты имеешь в виду».

Господи, если бы она могла сама поговорить с Юрием! Селия посоветовала ему позвонить на Первую улицу. Почему он этого не сделал, она так и не узнала.

Даже дядя Райен возмутился: «Мы должны поговорить с этим человеком. Нам необходимо спросить его об Эроне».

Это действительно была печальная участь. Юрию рассказала об этом Селия, и, быть может, никто другой во всем мире не знал, что значил Эрон для Юрия, кроме Моны, с которой он поделился мыслями, предпочтя разговор любовным ласкам в их первую и единственную украденную ночь. Где же он теперь? Как он живет? В те несколько часов страстных разговоров он показался ей весьма эмоциональной натурой; сверкая глазами, он рассказывал ей беглым языком — совершенно великолепным английским для тех, которые воспринимают его как второй родной язык, — обо всех ключевых событиях своей трагической, но удивительно успешной жизни.

— Только не рассказывай цыгану, что его старинного друга сбил машиной какой-то маньяк

Тогда эта фраза поразила ее. Звонил телефон. Возможно, это был Юрий, и никто в этом доме не мог найти ее. Никто не заметил, как она вошла сюда прошлой ночью и повалилась на этот диван.

Разумеется, он был чрезвычайно увлечен Роуан, и это продолжалось с первого момента вчера вечером, как только Роуан встала на ноги и начала разговаривать. Просила ли ее Роуан оставаться в доме? Что сказала ей Роуан, только ей одной, когда они были наедине? Что в действительности было у нее на уме?

С Роуан все было в порядке, в этом не было ни малейшего сомнения. На протяжении всего вечера Мона видела, как она набирается сил.