— Да-да…
Ставрос молился долго и усердно. С его висков струился пот, шея и спина затекли. Он посмотрел на сидящую рядом Марию, казалось, она ни разу не шевельнулась: её спина была прямой, голова слегка опущена, пальцы сложены в замок. Почувствовав на себе взгляд, она открыла глаза и посмотрела на брата:
— Тебе лучше?
— Намного.
— Как видишь, здесь никаких видений нет, а всё потому, что лукавый не может проникнуть сквозь стены храма. Создай такой храм в своём сердце, и он защитит твой разум от проникновения в него нечистого.
— Ты права, сестра.
Ставрос чувствовал прочную опору, когда Мария была рядом, словно он был слепым и нуждающимся в поводыре. И как только он оставался один, без путеводной руки, его тут же уводило в противоположную сторону, в тёмный лес, страшный и неизвестный. Беда в том, что если раньше он мог скрыться в этом тёмном лесу и втайне охотиться на ночных бабочек, то теперь там появились дикие звери, враждебные ему, злые и опасные. Ставросу нужна была защита, такая же видимая и реальная, как и страшные звери в лесу. Но он пока не представлял себе, откуда её искать…
Никос с Афродитой сидели на песке уединённого от города пляжа и не могли оторваться друг от друга. Не могли и не желали. Мир вокруг замер на самом счастливом моменте жизни, и казалось, что так будет всегда.
— Скажи, моя Богиня, почему ты выбрала именно меня? — поинтересовался Никос, глядя в янтарно-малахитовые глаза, излучающие тепло и свет.
— Не я тебя выбрала, любовь моя, — ласково ответила Афродита, — оракул увидел твоё лицо и показал его мне. Правда, не в таком виде, как ты сейчас.
— Не в таком растрёпанном и небритом? — спросил Никос, автоматически приглаживая густую взъерошенную чёлку.
— Ну… Можно сказать и так, — загадочно сказала Афродита. — В эмбрионном.
— Что?! — Никос округлил глаза. — Ты видела меня эмбрионом?!
— Да, но в чреве твоей матери ты был не один, что меня слегка озадачило.
— А с кем?
— Как с кем? — хихикнула Богиня. — С Кейси, конечно, забыл?
— Ах, ну да! — Никос хлопнул себя по лбу.
— Ну а судьбу тебе сплели Мойры.
«Мойры! Три сестры, что держат нить жизни. Одна прядёт, вторая измеряет, а третья перерезает…» — подумал Никос и вспомнил о змее на палубе яхты. Гармония, кажется, так она назвалась, говорила, нет, шипела ему о том, что придёт спаситель. Значит… Он и есть спаситель! И будет принесён в жертву ради сохранения человечества! На несколько мгновений взгляд Никоса застыл на одной точке, потом он быстро взглянул в обеспокоенные глаза Афродиты. Она тут же почувствовала тревогу в душе своего возлюбленного. Её прекрасное лицо нахмурилось, во взгляде мелькнула настороженность. Никосу совсем не хотелось огорчать Богиню, и он решил утаить от неё свою догадку.
— Скажи, любимая, а ты уверена, что я и есть тот самый эмбрион, на которого указал Оракул? Если я хоть что-то понимаю, эмбрионы все одинаковые.
Никос посмотрел на слегка округлившийся живот Афродиты. От него исходило нежное сияние, словно внутри светило солнышко.
— Ну, не все, наверное, — поправился Никос.
— Взгляд… — объяснила Афродита. — Он был нечеловеческим! В твоих глазах я увидела свет бьющегося Ихора. Он пробудился впервые с того момента, как Зевс усыпил его в генах смертных. Потом я долго искала его в пространстве и во времени. Видишь ли, мой милый, Оракул не сказал, когда именно ты будешь зачат.
— Ничего себе шуточки у него! Ну и как же ты меня всё-таки нашла?
— Сначала я увидела едва заметные божественные искорки в зрачках твоей прародительницы Дафны. Но они погасли уже в её дочери, Елене. В Деспине, твоей маме, я попыталась сама его разжечь. Думала, что ребёнок, зачатый в свободной, безграничной любви, лишённой предрассудков и правил, в лагере хиппи, среди зелёной травы и диких цветов, и будет тем самым, избранным Оракулом. О, как мы с твоей мамой тогда подружились! — вздохнула Афродита с ностальгией.
— Ты полагала, что вместо Марии должен был родиться я, — догадался Никос, глядя в слегка погрустневшую бирюзу небесных глаз.
— Именно так. Но в её взгляде ихор не бился. В младенческих молочно-голубых глазах была пустота. И тогда я подумала, что Зевс догадался о моих намерениях и вновь усыпил когда-то случайно пробудившийся божественный ген. Теперь уже навсегда.
— И ты исчезла. Но сначала спасла моим родителям жизни.
— Да. Смертельная инфекция поразила тогда многих любителей свободной любви, — с грустью согласилась Афродита. — Думаю, без карающей руки Геры тут не обошлось. Она и раньше наказывала людей, да и Богов тоже за неразборчивость. Хотя строгий запрет Зевса о любом вмешательстве должен был остановить её.
— Гера, Богиня супружеской верности, блюстительница нравственности, сама страдающая от измен своего супруга Зевса, — всплыло в памяти Никоса. — Надо полагать, что христианство с его учением о кротости и непорочности ей пришлось бы по нраву.
— Возможно. Только статус женщины в вашем религиозном обществе ничтожен. С этим ни одна Богиня не смирится. В природе женщины так же сильны, как и мужчины, а в чём-то даже превосходят их.