Там, в гостях

Некоторое время он молча, с отстраненным исследовательским видом изучал мое лицо.

– Так и медитируешь?

– Конечно.

– Регулярно?

– Ну, более или менее.

– И мяса не ешь?

– Черт побери, ем!

– А как с сексом?

– Когда захочется.

– Что говорит Августус?

– Он мне не нянька.

– То есть не одобряет?

– Думаю, он меня понимает.

– Конечно, куда он без тебя, у вас же общество взаимного восхваления… Что нынче поделываешь?

– Пишу роман. Скоро, наверное, еще и на студию вернусь.

– Ясно. Назад к истокам, значит?

– Нет.

– Как это – нет?

– Есть большая разница.

– И в чем она?

– Ну, веры-то своей я не утратил, просто теперь не чувствую нужды в таком пуританском отношении к ней. Правила уже не столь важны. Я, конечно, признаю, что какие-то ограничения быть должны, но только не ради самих ограничений. Смысл имеет лишь… – Я замолчал, осознав вдруг, совсем как и во время нашей беседы трехлетней давности, что не могу произнести при Поле одного слова. Только на сей раз слово это было «любовь».

Однако Пол так и не заметил моей нерешительности.

– Право, милый! – перебил он меня. – Прошу, избавь от этих логических размышлений! Главное, определись: либо уж ты монах, либо развратник.

– Кем будешь ты?

Пол самодовольно улыбнулся.

– Я – другое дело. Я знаю, чего хочу сейчас. Понял это в лагере.

– И что это?

– Хватит с меня самовнушений и профессиональной доброты. Тошнит уже от навязывания себе каких-то чувств. Мне просто хочется знать.

– Знать что?

– Что мне по-настоящему нравится. Я решил стать психиатром.

– Психиатром? Пол, да ты шутишь!

– Почему же, позволь спросить?

– Ну, не представляю тебя мозгоправом. Они почти все самодовольные ослы.

– Значит, не веришь, что твоя старая женушка может быть гораздо лучше их, с ее-то жизненным опытом?

– Да… да, у тебя получилось бы… Но разве подготовка не займет чертову уйму времени? Не ты ли мне как-то говорил, что бросил школу?

– А чем я, по-твоему, в лагере занимался? Учился заочно и получил аттестат о среднем образовании. С очень приличными оценками.

– Пол! Это же чудесно! Почему ты мне ничего не сказал?

– Я не говорил об этом ни одной душе, кроме разве что Уилсона. Никто из вас не поверил бы в меня.

– Я бы поверил.

– Нет, Крис, ты верил только в то, что я могу поступать по-твоему.

Пол говорил правду, и правда эта немного жалила. Однако я старался не показывать, что уязвлен.

– Значит, приступаешь к обучению на врача?

– С осени.

– В КУЛСе?[117]

– Шутишь? Я этим городком сыт по горло! Собираюсь в Нью-Йорк. Там у одного паренька из лагеря живет дядя, он даст мне работу на полставки в книжном. Другой мой сослуживец знает, где можно бесплатно поселиться на съемной квартире. Надо только пару часиков в неделю отрабатывать вахтером. Все уже готово, я через день-другой уезжаю. Как только мы с Мохнаткой забронируем билеты на поезд.

– Пол, – совершенно искренне обратился я к нему, – ты самый поразительный мой знакомый!

Мое изумление, похоже, усмирило его: он перестал ершиться, а чуть позднее, когда предложил навестить Августуса, он меня удивил. Августус тоже удивился, когда я позвонил ему договориться о встрече, а еще обрадовался. Ему было не свойственно жаловаться на отсутствие внимания или дурное обращение, однако то, что Пол за минувшие два года ни разу не приехал к нему и даже не написал, его беспокоило.

Пол приложил невероятные усилия к тому, чтобы снова добиться расположения Августуса. Пустил в ход чары, проявлял неподдельный интерес, исподволь льстил и был тактичен; он даже с почтением упомянул Бога. Августус, конечно же, растаял и дал себя покорить. Он заговорил с Полом так, словно тот уже был практикующим психиатром.

– Очень хочется знать твое мнение вот о чем: не думаешь ли ты, что Юнг совершает прискорбную ошибку, полагая свои архетипы статичными?

– Мисс Парр по-прежнему крупнейшая звезда шоу-бизнеса, – сказал Пол по дороге домой. Но говорил он так с большой любовью.

Узнать мнение Августуса о Поле мне довелось лишь спустя несколько дней, когда Пол с Мохнаткой уже уехали в Нью-Йорк.

– Какая воля! – восклицал Августус. – Честное слово! Несомненно, с такой можно горы двигать. Нет, правда, есть в этом нечто эпилептическое: потрясающие выбросы энергии!

Августус вновь горел энтузиазмом в отношении Пола и, видимо, мысли не допускал о том, что Пол не закончит образования. Я этой уверенности не разделял. Возможно, все зависело от того, с каким сопротивлением Пол столкнется в Нью-Йорке. Ибо мне открылся один момент в его ориентирах: заниматься чем-либо – пусть даже всецело конструктивным вроде получения медицинского образования – он мог лишь назло кому-то. Всегда должен был быть враг, который не верил бы в Пола, а потом увидел бы доказательства своей неправоты. И последним врагом для него стали вовсе не квакеры, не Августус, не знакомые из Европы, не Рути и не Ронни. Это был я.

Что ж, если Пол и впрямь не умел жить иначе, то ладно. Похоже, роль врага рано или поздно примеряли все знакомые Пола.