Там, впереди

— А природа — она тоже вон какая… Через нее, как все узнать, забогатеть человек может — и-и… не снилось!

Выпроводив телят с пастухом, принимаются за уборку и чистку телятника. Надо снять нашлепы, вымыть корыта и тазы, ополоснуть пол — и то, слава богу, временная водопроводная колонка под боком, — настелить свежей соломы. Но сейчас, по лету, хлопоты и не хлопоты, часа полтора можно с утра поработать, часа полтора днем — только и дела. Вот с зимы и в раннюю весну, когда телята маленькими были, приходилось крутиться день-деньской, еще и при электролампешках прихватывать. Набегало колготы. Да что было — то было… Тетя Поля, тихий командир, не отдавший ни одного грозного приказа и не обронивший ни одного бранного слова, приучила свое маленькое войско действовать быстро и аккуратно, безо всякой лишней суетни, так что хвать, глядь — и конец видать.

Начинает заметно пригревать, и принимается единогласное решение перезавтракать. Тетя Поля, по давней привычке, перед работой только чай пьет, Нинка Квасникова тоже на чаи нажимает, даже и хлеба белого к тому чуть берет — из боязни растолстеть, в журнале вычитала, — а Валька, еще худая, как подросток, завтракает по два раза и все равно не поправляется, и ей все время, как теленку, хочется чего-нибудь пожевать. В прошлом году, войдя в девичество свое, она даже пожаловалась тете Поле стеснительно:

— И что это я, тетя Поля, все ем, ем, а тела мне не прибавляется? Болезнь какая, что ли?

Тетя Поля утешила:

— Ты, дочка, себя не застращивай и рукой за руку не хватай — ешь себе и ешь в охоту. И что вроде тощая, сколько ни ешь, сомнения не держи — фигура у тебя еще какая модная подработается, что хоть и на зависть кому-никому…

Придя домой, тетя Поля убирает и моет посуду, которую, поспешая в школу, как попало бросила дочка, а потом завтракает сама. Поев и снова попив чайку, пишет открыточку сыну — он у нее сейчас в Ленинграде, в институте, собирается летом в гости, и в ожидании почтарки, как называют почтальоншу, которая приносит областную газету, прибирается в доме. Сама она, окончив три класса, газету почти не читает, разве интересные какие новости или что про коров и телят, а выписывает для дочки, приучает. Раньше газету носил почтальон, тощий, хиловатый мужик, на чем и кожа держалась, ну и труд был не в такой труд, газет на все село полтора десятка да писем дюжина, одной рукой выше крыши закинуть.

А потом пошло и пошло, кто сам к тому потянулся, кого агитировать пришлось сначала, и падает уже по газете на каждый дом, где и по две, и еще журналов «Крестьянка» штук сорок, и другие тоже есть, но в малости. Воз! Старый почтарь покрепился, покряхтел сначала, потом взял и плюнул на все, и носит теперь крепкая, здоровая, возрастом чуть поменьше тети Поли женщина. И не сразу все берет, делит на две и на три части, и в дома заходить привычку бросила, сует кому где — на крыльцо, в открытое окно, под клямку: найдут, привыкли.

Тетя Поля замечает почтарку через окно, выходит с открыткой.

— Здравствуй, Катя! Цветешь-молодеешь, Катя.

— А потаскаешь вот на вольном воздухе — поешь, поешь — зацветешь. Сама не попробуешь?

— У меня телятки, Катя. Новости какой нет ли?

— Какие новости… Идет себе все да идет.

— Ну, ты кругом в народе, тебе все знать. Про войну не слыхать ничего?

— Не слыхать.

— Говорили, из области комиссия приезжала, строительством нового клуба интересовалась. Как там?

— Строят. Трубы на котельную проводят, траншею с неделю как вырыли.

— Хоть бы поглядеть, как откроется. Зашла я туда, еще крыши не было — что комнат, что комнат, заблудишься.

— Поглядишь, куда денется…

Покалякав еще минуты две с почтаркой, тетя Поля идет на свой огород. Лет девять назад посадила она, горем и суетой, с мольбами и магарычом достав саженцы, свой садик, яблони и грушки, теперь они цветут густым, прямо полыхающим цветом. Но пчел на селе мало, всюду им не поспеть, жужжат в саду десятка три, и тетя Поля сокрушается, что и на цвет оно хорошо, и гнус всякий вредительский ночным холодком прижало, а яблоки то ли будут, то ли раз, два — и счету конец. Но любование любованием, вздохи вздохами, а и дело делать надо, за которым пришла, — между яблонями посеяна картошка, хотя погода и прохладная, скоро вылезать будет; совхозная — та в поле, той хуже на ветру, на обдуве, тут же в затишке, в пригреве. И значит, надо граблями повозить, поволочить, с дурной травой берегись да берегись, ее на примочке и холод не держит, лезет рожном.