Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

В-третьих, к танатологическим мотивам имеют отношение предметы, из-за которых погибает персонаж. Они участвуют в организации завязки, порождении сюжетной интриги. Так, кусок кожи в «Шагреневой коже» О. де Бальзака и портрет Дориана Грея в романе О. Уайльда магическим образом причиняют смерть своим хозяевам. В «Отелло» У. Шекспира роковую роль играет платок, потеря которого служит поводом для ревности мавра и итоговой кровавой развязки. В детективах подобным символическим артефактом, побуждающим к убийству, часто становятся деньги или их эквиваленты (завещание, наследство и другие материальные или интеллектуальные ценности): к примеру, в романе У. Эко «Имя розы» все преступления совершаются из-за книги Аристотеля.

Сакрализованное в силу обстоятельств отношение к вещам может привести и к «естественной» смерти или самоубийству. Потеря шинели в повести Н. Гоголя становится причиной страданий и кончины Акакия Акакиевича. В «Поликушке» Л. Толстого главный персонаж, обронив по дороге барские деньги, заканчивает жизнь самоубийством.

Определенную роль в литературе играют мемориальные предметы, напоминающие персонажам об умерших. В детективах Б. Акунина время от времени обращается внимание на медальон Эраста Фандорина, отсылающий читателя к первому роману и обусловливающий внешний и психологический облик главного персонажа. Подобная мемориальная коннотация может быть и чисто ассоциативной: в «Хаджи-Мурате» Л. Толстого об истории и гибели знатного горца повествователю напоминает искалеченный куст:

Вот эту-то смерть и напомнил мне раздавленный репей среди вспаханного поля [Толстой 1992, XXXV: 118].

Следовательно, танатологические предметы являются важной составляющей актантно-сирконстантного состава мотива, влияя как на реализацию совершаемых персонажами действий, так и на формирование образа самих персонажей.

2.6. Танатологические мотивы б художественных парадигмах

Завершая данную главу, необходимо рассмотреть роль танатологических мотивов в образовании и функционировании тех или иных художественных парадигм. Под художественными парадигмами здесь понимаются специфические художественные установки и принципы, с которыми эксплицитно или имплицитно соотносится любое литературное произведение. Эти установки и принципы группируют тексты или их фрагменты по определенным типам в зависимости от различных критериев. Так возникают виды литературы: роды, типы организации художественной речи, жанры, направления, авторские художественные системы и т. д.

Данные парадигмы по своим свойствам схожи с эпистемами и дискурсами в их понимании М. Фуко (см., например, [Фуко 1996:47–96]) как «порядков», «способов фиксации “бытия порядка”», «скрытой сети отношений», на основе которой строятся «свойственные той или иной эпохе коды восприятия, практики, познания, порождаются отдельные идеи и концепции» [Современная западная философия 1998: 138, 520], «систем ограничений, которые накладываются на неограниченное число высказываний» [Квадратура смысла 1999: 26]. Они интертекстуальны и надтекстуальны, идеологичны и историчны, динамичны и отражают способы говорить и мыслить. Применительно к художественным парадигмам следует акцентировать эстетический фактор их образования и трансформации, хотя эстетические установки вполне соотносятся с идеологическими. Итак, художественные парадигмы-дискурсы – это правила отбора смыслов и выразительных средств, обусловленные различными историческими, идеологическими и эстетическими факторами.

Действительно, указанные виды литературы (роды, типы организации художественной речи, жанры, направления, авторские художественные системы и т. д.) представляют собой не столько сами группы текстов, сколько способы их объединения, способы организации их и их фрагментов. Тот или иной мотив как сюжетообразующий или эпизодообразующий элемент также подвергается воздействию этих дискурсов, допускается или не допускается в текст, репрезентирует допустимые смыслы, репрезентируется с помощью допустимых выразительных средств и в итоге может стать сигналом самого дискурса. Эти особенности тем более касаются танатологических мотивов, постоянно подвергающихся давлению со стороны общества, в большей или меньшей степени табуированных, что заставляло и заставляет писателей искать различные формы их выражения.