Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

Другим тематическим жанровым образованием является религиозная литература. Одной из ее главных задач была выработка и закрепление в текстах определенной ментальной модели отношения к смерти. Этому вопросу были посвящены специальные священные книги («Книги мертвых» в Древнем Египте и Тибете) или их фрагменты (в Библии, Коране). В христианской литературе постепенно возникли специальные жанры – видение и житие, также направленные на трансляцию танатологических представлений. В видении («Видение Тнугдала») зачастую описывалось устройство загробного мира; как известно, к этому жанру восходит и «Божественная комедия» Данте. В житии, выполняющем среди прочих и мемориальную функцию, важное место занимает эпизод «преставления» святого: именно данный факт «становился отправным в традиции его почитания и празднования в христианском календаре со дня его памяти» [Власов 1994: 63]. А. Власов отмечает характерные художественные приемы, разработанные в агиографической литературе для репрезентации этого эпизода: ретардацию (торможение) сюжетного действия, использование риторических плачей, молитв, похвалы [Там же: 59]. Жизнь и смерть святого в религиозном сознании соотносится с образцом христианского поведения, восходящего к образу самого Христа, «поправшего смертью смерть».

Реминисценции на жанр жития, в частности на эпизод «преставления» святого, встречаются в трансформированном виде и в светской литературе (повествование о старце Зосиме в «Братьях Карамазовых» Ф. Достоевского, «Жизнь Василия Фивейского» Л. Андреева). Поведение и гибель персонажей здесь скорее ставит под сомнение некоторые положения христианской догматики и агиографии. Другой нитью, связывающей секуляризованную литературу с религиозной, были различные «праздничные», «календарные» рассказы, написанные по случаю Пасхи, Святок, Рождества. Их количество увеличилось во второй половине XIX – начале XX вв. в связи с широким распространением «тонких» журналов и «бульварных» газет [Душечкина 1995: 17]. С танатологической точки зрения, интересны в первую очередь «пасхальные» рассказы («Белая мама» Ф. Сологуба, «Гостинец» Л. Андреева), в которых разрабатывались мотивы смерти и воскресения (см. [Красильников 2008])[93].

Религиозная литература связана также с дидактическими жанровыми образованиями. Житие или притча призваны поучать, воспитывать определенные качества в человеке, и образ смерти в них – либо ориентир для подражания, либо указание на непозволительность нарушения заповедей и этических запретов[94]. Гибель «в назидание» встречается и в баснях: троеженец в одноименном произведении И. Крылова совершает самоубийство, после того как судьи приговаривают его к жизни со всеми его супругами [Крылов 1984, II: 478–479].

Рассматривая хронотопный комплекс войны, мы уже наметили такую особую жанровую сферу, как «военные» произведения[95]. Она объединяет не только романы (А. Барбюс, Р. Олдингтон, Э. М. Ремарк, Б. Васильев) или повести и рассказы (Л. Толстой, В. Вересаев, В. Тендряков), но и стихотворения (средневековая сирвента, М. Лермонтов, К. Симонов, Ю. Друнина), поэмы (О. Берггольц, А. Твардовский), драмы (А. Арбузов, В. Розов) и т. д. Хронотопы боя и тыла, солдаты и офицеры, их рефлексия о смерти, их гибель – все эти танатологические элементы формируют «военный» дискурс в мировой литературе.

Хронотоп определяет характер «больничной» («Красный цветок» В. Гаршина, «Жили-были» Л. Андреева, «Палата № 6» А. Чехова, «Раковый корпус» А. Солженицына, «Над кукушкиным гнездом» К. Кизи) и «лагерной» (В. Шаламов, А. Солженицын) литературы. Не предназначенные изначально для умерщвления людей, больница и лагерь оказываются пространством и временем смерти, решения перед ее лицом насущных экзистенциальных проблем человечества.

Многие из указанных произведений («военные», «больничные», «лагерные») связаны с «историческим» дискурсом, целенаправленным изображением исторических фактов и их трактовкой в художественной форме. Практически каждый художественный текст в той или иной степени историчен (если не с фактической точки зрения, то с языковой), но не в каждом из них история предстает как специальная тема, включая сочинение в особую жанровую сферу. Такие произведения обычно посвящены важнейшим историческим событиям и личностям, в том числе военным или революционным потрясениям, кончинам известных деятелей. Вместе с тем в подобные тексты зачастую вводятся дополнительные вымышленные персонажи, а также писательские версии по поводу обстоятельств какого бы то ни было исторического факта. Так, М. Алданов в «Повести о смерти» повествует и о гибели вымышленного Виера на парижских баррикадах 1848 г., и о последних моментах жизни О. де Бальзака [Алданов 1990: 393, 409–410]. Версии А. Пушкина о причинах смерти Бориса Годунова и Моцарта оказались воспринятыми и многими профессиональными историками.