Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

Рефлективный традиционализм был связан с появлением трактатов[100], направленных на осмысление и регулирование складывающейся поэтики литературы. Это переходная эпоха «от синкретизма к различению, от мифа к понятию, от дорефлексированности к рефлексии» [Теория литературы 2007, II: 120]. В рамках соответствующей ей эйдетической поэтики сохраняется ориентация на канон, но она осмысляется и переосмысляется, допускаются некоторые трансформации в сюжетной и нарративной организации, обоснованное формулирование новых правил, что приводит к утверждению первых жанровых систем. В связи с рождением личности и индивидуальности возникает авторское начало, отграниченное от персонажного; персонаж обретает собственный голос и собственный внутренний мир. Начинается разработка оригинальных характеров, выразительных средств, сюжетных коллизий.

Эйдетическая поэтика способствует закреплению танатологических мотивов в жанровых и сюжетных схемах. Эти элементы берут на себя важные, преимущественно завершительные, функции в трагедиях Софокла, Еврипида, П. Корнеля, Ж. Расина, в агиографической литературе, в рыцарском романе. Кроме того, в сферу авторского внимания попадает танатологическая рефлексия: она становится предметом изображения наряду с осмыслением судьбы человека, предназначения человеческой жизни (У. Шекспир, Дж. Донн), т. е. фактически происходит тематизация, семантизация, семиотизация смерти, становление ее как специального феномена в литературе, возникновение индивидуально-авторских танатологий.

Барокко и классицизм – первые стили европейской литературы – одновременно означают конец эпохи рефлективного традиционализма. В них ориентация на канон достигает критической точки, в итоге исчерпав себя. В условиях начавшейся секуляризации эти направления пытаются хоть как-то упорядочить мир, отсюда вытекает эстетический догматизм, свойственный в первую очередь классицизму. Барочная эстетика, возникшая в русле Контрреформации, демонстрирует ничтожество человека и хаотичность Вселенной в случае отказа от фигуры Бога[101]. Этот эффект достигается с помощью средств memento mori, macabre – изображения скелетов, черепов и гниющих трупов[102], – а также через танатологическую рефлексию (Дж. Донн, Б. Паскаль). Ситуация без Бога – экзистенциальная ситуация, где становится значительно сложнее осознать и принять смерть.

Классицизм, отвечающий идеям абсолютизма, ставит на первое место государство, подчиняющее своим интересам жизнь и смерть индивида. Эта идеология находит выражение в жестком регулировании стилей и жанров. Танатологические мотивы определяются в сферу высокого (возвышенного), и это специфическая форма осмысления смерти. Ограничивается круг используемых элементов (героическая или трагическая гибель во имя долга, «священная» война), устанавливаются риторические и эстетические правила их репрезентации.

Как известно, в XVIII в. происходит «эстетическая революция», которая разрушает традиционалистскую поэтику в европейской литературе. Начинается эпоха эстетического креативизма, в русле которой открывается свободный автономный субъект, переосмысляются отношения «я» и «другого» (постулируется их двуединство, имманентность друг другу), утверждается многополюсность, многозначность мира [Поэтика 2008: 126]. Это усложнение в ментальности приводит к усложнению поэтики произведения, названной С. Бройтманом «поэтикой художественной модальности» [Теория литературы 2007, II: 221–234]. В ее рамках диверсифицируется нарративная организация повествования, формируется принцип сюжетной неопределенности, разрушается жанровая система и однородность жанровых дискурсов.

Наша работа преимущественно посвящена проблемам использования танатологических мотивов именно в поэтике художественной модальности. Мы рассматривали сосуществование в литературе Нового времени различных вариантов танатологических семантических и репрезентативных моделей, актантов и сирконстантов, сюжетных ходов, точек зрения; их участие в трансформации сюжетной структуры, темпорального порядка, в оформлении внутритекстовой модальности; их включенность в различные дискурсы. В условиях эстетического креативизма каждый из этих вариантов, каждая из этих функций предстают как возможность перед творящим субъектом и реципиентом, в особенности перед тем, кто воспринимает текст впервые.