Танец с Фредом Астером

– Ули. Которого вы видели-только-мельком.

– Не знаю. Я не успела разглядеть.

– Надеюсь, он не провалит сегодняшний спектакль.

– С какой стати? – спросила Манхэттен под шипение пара, вырвавшегося из-под алюминиевой подошвы.

– Вы сами знаете.

Уиллоуби всегда казалась незыблемой, как маяк среди ревущих волн. Ее прическа была рыжим огоньком этого маяка.

– Эти неприятности с комиссией… Ули ведь только притворяется, что ему на всё плевать, а на самом деле это грызет его, точит изнутри. Я-то знаю. На воскресном представлении он пропустил дюжину реплик, такого с ним никогда не случалось. Я не могу этого видеть.

– Никто даже не заметил.

– Публика – нет. Но партнеры-то заметили. И он сам, конечно.

– И вы.

– И я. Динозавры из этой проклятой комиссии… Они губят таланты нашей страны. Какое они имеют право подвергать такому театр? Такому нельзя подвергать никого.

Манхэттен уставилась на снующий взад-вперед утюг и ничего не ответила.

– Мне тревожно за артистов. Тревожно за Ули.

Даже в гневе Уиллоуби оставалась спокойной и хладнокровной.

– Вы давно с ним работаете? – спросила Манхэттен.

– Сто лет. Сигарета есть?

Манхэттен достала пачку «Фатимы» и спички.

– Я шила юбки всем соседкам и подругам в лицее, – продолжала костюмерша, лениво затянувшись и выпустив дым. – Меня ждала работа в ателье моей двоюродной бабушки Диандры, со временем я стала бы его хозяйкой. Такие вот у меня были планы. Но однажды… в мою жизнь вошел великолепный лицедей. «Веер леди Уиндермир»[32] в театре «Колони» в Панксатони, штат Пенсильвания. Он, разумеется, играл лорда Дарлингтона. Нет, не так: он был лордом Дарлингтоном. Как только опустился занавес, я кинулась за кулисы, и… вот. Так и оказалась в балагане Ули Стайнера. Я тогда не знала, что это пожизненно.

Манхэттен не осмелилась спросить ее, были ли они любовниками. Она не была уверена, что хочет это знать. Но ответ, пусть косвенно, всё же получила.

– Вы стали ему необходимы, Уиллоуби.

Костюмерша выдохнула дым вместе с воспоминаниями.

– Да, я рядом с ним. Всегда рядом. Мне неслыханно повезло, детка. Повезло стать для него почти всем… вот только не женщиной.

Жалела ли она об этом? Голос был ровный, лицо непроницаемое.

– Ули и театр – им я обязана всем. Больными зубами, которые вечно было некогда лечить. Ишиасом каждую осень. Морковными волосами, под краской давно седыми. Тремя детьми, которых я не родила… И тем, что никогда не была в Венеции.

Манхэттен открыла было рот. Она хотела сказать, что у нее тоже был театр, только не «Колони» в Панксатони, Пенсильвания, а «Бижу» в Манхэттене, округ Форт-Райли, штат Канзас. Что на нее точно так же действовал танец. Что она умирает, оттого что не танцует уже которую неделю из-за великолепного лицедея…

Но она ничего не сказала, потому что не могла себе этого позволить. И потому что именно в эту минуту открылась дверь.

В воздухе просвистела меховая рептилия. Норковый палантин Юдоры Флейм колыхнулся, переброшенный хозяйкой с одного плеча на другое. Комната сразу сузилась до размеров шляпной картонки. Манхэттен никогда раньше не замечала, как много места занимает широкое лицо Юдоры.

– Это правда? – выпалила она, не поздоровавшись.

– Что, мисс Флейм? – спросила Уиллоуби (снова обычная Уиллоуби, флегматичная и невозмутимая).

– Эта передача по телевидению? Ули будет в ней участвовать?

– Идея его адвоката. Сесил считает, что Ули полезно показываться, чтобы… заручиться поддержкой публики.

Норка, извиваясь, соскользнула с плеча и замерла на голой ключице Юдоры. Теперь палантин свисал, почти став вновь тем, чем был, – скопищем мертвых зверьков.

– Заручиться?..

– «Звезда после занавеса» – исключительно популярная передача, – терпеливо объяснила Уиллоуби. – Сесил Ле Рой убежден, что, приняв в ней участие, Ули завоюет симпатию множества людей, которые в театр не ходят. Но Ули еще не дал согласия.

– У этого старого перечника бывают иногда дельные идеи. Я пойду с Ули на эту передачу. Ему действительно нужна… симпатия.

Юдора разгладила черную перчатку, обтягивающую левую руку до самого плеча, и добавила мечтательно, понизив голос:

– Мне тоже не помешает симпатия людей, которые отродясь не видели экзотических танцев. Ули не было в его уборной.

– Он уже там, – сказала Манхэттен. – Я его видела.

Пушистая рептилия развернулась в гибком тройном прыжке и исчезла вместе со всем остальным под хлопок двери. Уиллоуби загасила сигарету, сосчитала до двадцати…

– Идем вниз, – распорядилась она глухо.

В уборной Юдора, Рубен и адвокат суетились вокруг Ули.

– Нет, нет и нет! Ты меня не переубедишь, Сесил, стать посмешищем смерти подобно. Я не буду кривляться в телевизоре, и не проси.

Актер был прежним – гордая осанка, громовой голос, жесты дивы. Ничего общего с согбенным человеком в зеркале.

– Ладно, стать посмешищем смерти подобно. Лишиться работы – тоже.

Адвокат устало провел рукой по серебристым волнам своей «дирижерской» шевелюры.

– Этот тип, который ведет передачу, этот кретин Вэл Кросби…

– Вон. Вон Кросби.