Танец с Фредом Астером

С упоением тиская собаку, она не заметила ни того, что музыка смолкла, ни саксофона, который медленно выплыл из-за кулис и был уже перед их столиком. За ним стоял маленький человечек, чья плоская серая шляпа плохо скрывала синеву под усталыми глазами.

– Дин-дон, Леди Дей, – пропел он тонким и ломким голосом. – Как жизнь?

– А-а! Сам видишь: черная, как всегда! – ответила певица, не поднимая головы.

И вдруг она посмотрела на него. Он церемонно приподнял свою смешную плоскую шляпу порк-пай.

– През! Мерзавец моего сердца… През! Сколько лет, сколько зим! Где ты пропадал?

Саксофонист пожал плечами. И инструмент у него под мышкой, казалось, сделал то же самое.

– Я пил ветер. Там и сям.

Он наклонился к ее ручке, и поцелуй был долгим, как жаркое объятие. После чего, выпрямившись, он крепко прижал ее к груди. Она была намного выше его и шире в плечах, теперь ей пришлось к нему склониться. Он улыбался уголком рта, то ли волнуясь, то ли робея, и лицо его под шляпой порк-пай выглядело совсем мальчишеским.

– Садись, это надо отпраздновать, Лестер! – сказала она. – И пить мы будем не ветер, я тебе гарантирую.

– Айви Дайви, Леди, – прошептал он. – Хорошо снова покачаться на одних качелях.

И маленький черный человечек со светлыми глазами сел к ним за стол. Он покачивался из стороны в сторону, словно обдуваемый ветром печали.

Билли потребовала еще выпивки на всех. Джослин попросил лимонаду, Блэр и Космо кофе.

Вот так, в окружении боксера Мистера, лучшего друга Лестера Янга, он же През (это уменьшительное от «Президент», насколько я понял), присмиревшего Космо, Джо Эйфелевой Башни, Блэр Оранжевых Губок и зала, полного глаз, смотревших только на нее, мисс Холидей восседала, как королева, как божество среди поклоняющихся ей смертных. Но… спеть ей было нельзя. Конфисковали чертову карту, сама понимаешь.

Лестер достал из кармана пиджака клетчатый мешочек, где притаилась фляжка. Отпив из горлышка, он смочил несколькими каплями кончик пальца и любовно смазал язычок саксофона.

– Осторожней с лимонадом, – тихо сказал он, поводя пальцем под носом Джослина. – От искрящихся звезд можно порой оступиться.

– Французы пьют лимонад? – удивилась Блэр.

– Французы пьют всё, – расхохоталась Леди.

Лестер поймал язычок губами с таким выражением лица, будто это было сладкая конфетка, и заиграл mezza voce[115]. За столиками воцарилась тишина, и музыка исподволь заполоняла зал.

Гардении покачивались в такт, сначала робко, потом всё сильнее. Поводок Мистера в руке Леди постукивал по краю банкетки.

– А, гори всё огнем! – вдруг воскликнула она и вскочила, отпихнув Мистера к норке. Собралась с мыслями, глубоко вдохнула.

You say either and I say ’yther
You say neither and I say n’yther
Either, ‘yther, neither, n’yther
Let’s call the whole thing off![116]

Закончив песню, она быстро оглядела зал, задерживаясь на каждой двери, будто ожидая появления львов.

Но ни львы, ни лбы не появились. Зато грянуло «браво!», многоголосое, восторженное, пылкое, со всех концов зала. Лестер Янг по случаю повторил поцелуй ручки.

– Леди Дей, – сказал он своим певучим голосом, – ты бабочка Леди Вайолет.

…Это была единственная песня, которую она позволила себе спеть. Леди и вправду боялась, это была не показуха. Хоть и бравировала, повторяя: «Да гори всё огнем. Всякий клиент имеет право спеть песенку, правда? Разве я не клиентка, ведь это я плачу за выпивку?»