– Я обожаю эту песню! – воскликнула она, силясь перекричать грохот дощатого настила.
Уже которую неделю по всем радиостанциям Америки вдоволь звучала
– Вы захватили с собой купальник? – сказал ей на ухо Гэвин Эшли.
– Холодновато! – засмеялась она. – Как-никак февраль на дворе.
Нахмурив брови, он взял ее двумя пальцами за кончик носа.
– А я ведь вам говорил взять его обязательно. Здесь открыли новый бассейн, огромный! С горками в виде верблюжьих горбов, а по ним течет вода, всё равно что купаться в водопаде. Он крытый и с обогревом.
Рука, смилостивившись, соскользнула с носа к подбородку Черити. Девушка расстегнула верхнюю пуговку.
– Он здесь! – призналась она лукаво. – На мне.
Она была счастлива вновь увидеть его улыбку, а от обнявшей ее за талию руки совсем размякла. Топпер бежал вприпрыжку за ними по пятам.
– Я хочу сначала покататься на большом колесе, – сказала она. – Потом на поезде-призраке и, пожалуй, еще на каруселях, пока не намочила волосы.
Он купил сахарной ваты. Черити откусывала кусочки розового облака осторожно, чтобы не запачкать лицо и платье. Чуть поколебавшись, она просунула свободную руку ему за спину, сжатый кулачок под хлястик пиджака. Когда они встретились утром, она нашла его великолепным в этом зеленом твидовом костюме с жилетом в тон и синем галстуке.
– Нам повезло, правда? Сегодня хорошая погода.
– Вы заметили? Каждый раз, когда мы вместе, погода стоит чудесная!
Казалось, он и вправду так думал. Свою сахарную вату он ел не церемонясь, длинными пластами. Она уже почти кончилась. Черити кольнуло сожаление. Было так приятно лакомиться ею вместе, вдвоем.
Они остановились перед цыганкой – автоматом в натуральную величину, хлопавшим пластмассовыми веками каждые пять секунд. Разрисованная сердечками табличка гласила:
Гэвин бросил монетку в щель в кармане Мадам Мельпомении. Механическая кукла заурчала, ее рот приоткрылся со зловещим щелчком. Из-за лакированных зубов медленно выполз лиловый листок.
– О святой Георгий! – воскликнула Черити, ей было и смешно, и страшновато. – Я думала, она показывает нам язык!
Он прочел:
–
– Я ничего не поняла! – рассмеялась Черити. – Надо прочесть раз десять, не меньше.
– Да ладно. Тот, кто пишет эти штуки, должно быть, взбадривает себя джином.
Он хотел бросить вторую монетку для нее, но она удержала его и полезла в свой кошелек.
– Нет. Чтобы сбылось, я должна сама.
Мадам Мельпомения заурчала, снова похлопала веками. Черити взяла лиловый листок и дала его Гэвину.
– Прочтите мне.
Ей плохо давалось чтение, и она это знала. Буквы она расшифровывала медленно, особенно если приходилось читать вслух. В общем, хорошей ученицей Черити никогда не была. Она еще не жалела об этом, но немного стыдилась. Если Гэвин Эшли и заподозрил что-то подобное, то никак этого не показал. Он лишь откашлялся.
–
– Смотри, берегись… Любит она поучать, эта Мадам Мельпомения, а?
– Вы сами-то в это верите?
– Не очень, – осторожно ответила девушка. – Это же просто кукла.
– Я хотел сказать, в любовь. Вы верите в любовь, Черити?
– Конечно, – кивнула она, избегая его взгляда. – А вы?
Он выпустил листки, которые улетели и закружились в воздухе в компании воздушных шариков, вырвавшихся из детских рук. Топпер залаял им вслед.
– Да. Я верю. И буду верить еще крепче, когда мы нырнем в этот новый бассейн.
Они бродили среди аттракционов. Топпер обнюхивал валявшиеся там и сям огрызки сосисок.
На поезд-призрак была давка. Они пошли к Волшебной реке. Пока он расплачивался с кассиром, она успела выбросить палочку от сахарной ваты с остатками розового облака. В маленькой лодочке Гэвину пришлось согнуть ноги так, что колени уперлись в подбородок, и они стали спинкой для сидевшей на носу Черити. Так, в плену его рук, ей хотелось, чтобы Волшебная река текла вечно.
После этого она была готова к упоению большого колеса.