– Ну что вы мрачнее тучи? Я не опасна. Я должна отдать вам… книги.
– Книги?
Она скинула ему на руки пальто. Перевернув сумку, высыпала на стол вперемешку Хэммета, Фицджеральда, Дюма и Санксей Холдинг.
– Четыре ваши книги. Вы купили их в книжной лавке Трумана, когда… довольно давно.
Он уставился на них. Шик пыталась уловить хоть что-то в этих чертах, в бледном лице, в голубых глазах, в его молчании, но читала в них лишь замешательство и усталость.
– Продавщица отдала их мне, после того как вы бросили их в магазине, будто старые рваные чулки. Всё это время они пролежали у меня в шкафу. Вели себя очень смирно… Хотя, наверно, чувствовали себя одиноко и недоумевали, почему вы вдруг сбежали, оставив их вот так, без единого слова, без объяснения, а ведь они, вероятно, хорошие книги… Я не знаю, не читала.
Его лицо, в которое она не переставала всматриваться, чуть смягчилось.
– Мне очень жаль.
Повисло молчание.
– Так вы сварите кофе или это обязанность Мортимера?
– Мортимера?
Она показала на глиняного кенгуру. Уайти извинился, заспешил. Она последовала за ним до порога кухни, выложенной ядовито-зеленой плиткой, и, стоя в дверях, смотрела, как он суетится.
– С утра мои руки фотографировали для рекламы колец, которые их уродовали, а после обеда я дефилировала в платьях, от которых всё чешется. А вы? Чем вы теперь занимаетесь, Уайти?
– Всё тем же. Монтировщик в студии.
Он включил электрический чайник, нашел фильтры в буром шкафчике.
– Я справлялась о вас на Си-би-эс.
– Мой контракт истек в конце года. Теперь я на Эн-уай-ви-би.
Она удивленно ахнула.
– Скандал с Ули Стайнером!.. Вы там были?
Ей вдруг вспомнилась одна деталь из рассказа Манхэттен. Кофе… Светловолосый рабочий?..
– Вы случайно не тот, кто пожал руку доблестному рыцарю Стайнеру?
– Как вы узнали?
– Мир тесен, – только и ответила Шик, радуясь, что сумела его удивить. – Я вас не выдам! Обещаю.
Она взяла поданную им чашку. Они сели в два кресла – других не было, – цвет обивки которых мог бы служить снотворным.
Зато кофе был изумительный. Шик огляделась. Повсюду были книги, и лежали они где попало. На полках и не только, в ряд и стопками, на полу, за Мортимером, под бумагами на письменном столе, рядом с черным «ундервудом»…
На нее при виде этого накатило глубокое уныние.
– Вы их все прочли? – спросила она с ноткой вызова.
– Только четыре.
Беззвучно засмеявшись, он пропел:
–
–
Этот хит Джуди Гарланд она часто пела, когда ей было девять лет.
Она открыла один томик, лежавший рядом с пишущей машинкой.
– А Мортимер? Вы читаете ему истории?
В книге лежала закладка, формуляр из библиотеки.
– «Крошка Доррит», Чарльз Диккенс. И много книг продает этот тип?
– Этот тип давно умер. И да, напечатали их немало. Но, на мой взгляд, недостаточно.
Он взял книгу у нее из рук, закрыл, открыл наугад:
Шик кивнула, но несколько… неуверенно.
– «Оливер Твист», «Большие надежды», «Дэвид Копперфильд»… Вам это правда ничего не говорит?
– «Дэвид Копперфильд»! Я видела фильм с У. К. Филдсом. Он, наверно, очень богат, этот Диккенс, если Голливуд покупает его истории. И вообще, книги дорого стоят.
Он неожиданно улыбнулся. Самой теплой на свете улыбкой. Как будто вдруг полюбил весь мир и ее в этом мире.
– Можно брать их на время, для этого есть библиотеки.
– Наверно, – протянула она, поджав губы. – Только там запрещено открывать рот. Самые скучные места на свете, по-моему. Я уж молчу о библиотекаршах.
– А что не так с библиотекаршами?
Он внезапно развеселился, и что-то ласковое мелькнуло в лице, она не могла понять, с какой стати.
– Очки в металлической оправе, серые волосы пучком, похожие на крыши старых хижин…
Она чуть не упала от взрыва смеха – он хохотал от души.