Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

Два дня прошли без всяких происшествий, если не считать того, что Тангро в очередной раз попытался устроить мировой пожар на радость всем скучающим в соседних болотах водяным. А, как оказалось, болот в округе было много. Таня то и дело умудрялась завязнуть в липкой трясине, забредая туда в поисках дров. Причём болота почему-то оказывались каждый раз в самых неожиданных местах, ехидно притрушенные сверху опавшими листьями и сухой хвоей, так что Тане уже порядком надоело возвращаться домой мокрой и облепленной со всех сторон вонючей жижей, от которой приходилось потом по полчаса старательно отмываться в душе. А в последний день она вообще установила личный рекорд, которым, при наличии сарказма, можно было бы гордиться: выпускница Тибидохса за полтора часа «порадовала» своим присутствием пять самых живописных болот, расположенных вокруг их избушки. Так что Таня была очень даже рада на время вырваться из лесной глуши и вернуться в Тибидохс, её первый настоящий дом, где она, по крайней мере, не рисковала на каждом шагу нарваться на взбесившегося оборотня или очередную трясину.

Но, взмыв рано утром вместе с Ванькой в прохладное, затянутое серыми тучами небо, девушка, оглянувшись на небольшой домик посреди лесной поляны, невольно задалась вопросом: вернётся ли она сюда ещё когда-нибудь? Таня не забыла разговора с Афанасием, как не забыл его и домовой. Всё утро Нафаня, помогая хозяевам упаковывать немногочисленные вещи к перелёту, странно поглядывал на хозяйку. Так поглядывал, что ей даже показалось, будто домовой уже знает ответ на мучивший её вопрос. Беда была в том, что Гроттер не представляла, каков этот ответ.

Резко бросив контрабас в сторону и ловя попутный воздушный поток, Таня ещё раз оглянулась через плечо, окидывая взглядом старую, покосившуюся избушку, кроны тревожно шелестящих на ветру вековых деревьев, еле заметную тропинку, ведущую от дома, и почти не различимую с такой высоты фигурку старого домового, стоящего у порога и провожающего их внимательным взглядом.

И вот, мчась на контрабасе Феофила Гроттера (хотя какой там «мчась»! Тане казалось, контрабас еле шевелился на Тикалусе Плетутусе. Хоть ни Таня, ни Ванька даже вместе не составляли веса Пипы Дурневой, но двоих их для Торопыгуса Угорелуса явно было многовато), ведьма чувствовала, как тревога, поселившаяся в сердце, начала снова разгораться обжигающим пламенем. И возникла она не только от предчувствия расставания с лесом.

Вечером, накануне отлёта, Ванька с Таней серьёзно обсуждали, стоит ли Маечнику вообще лететь на Буян. Вопрос был весьма актуален, так как оба ясно понимали, что Ванька добровольно отказался от магической силы, и, хоть цветы многоглазки и оставили на нём след своей магии, тот был ничтожно мал. Его попросту могло не хватить на то, чтоб Грааль Гардарика смогла пропустить Валялкина на остров. Что будет в этом случае, Таня с её чрезмерно живым воображением старалась не представлять. В конце концов, устав пререкаться, Таня решительно объявила, что Ванька никуда не летит. На упрямого как осёл Маечника это заявление подействовало, как красная тряпка на быка. А именно: ему было фиолетово (потому что быки, как известно, цветов не различают). Валялкин заявил, что будет лететь, даже если в эту самую секунду начнётся Мировой Потоп — в чём Таня искренне усомнилась. По её соображением, в случае Мирового Потопа Маечник бы первым (и последним) самоотверженно кинулся в чащу леса спасать всех его жителей в алфавитном порядке. Но девушка вовремя благоразумно прикусила острый язык. Она по многолетнему опыту знала, что теперь уже говорить с ним бесполезно. Оставалось только надеяться, что Гардарика всё-таки не ошибётся. Или, скорее, наоборот — ошибётся.

Но сейчас, скользя между неприветливыми дождевыми облаками на довольно приличной высоте вместе с тем же упрямым, но таким бесконечно родным Ванькой, крепко обхватывающим её сзади, Таня чувствовала, как, по мере их приближения к острову, к её горлу начинают подкатывать волны страха. «А что, если не получится? Если… Нет, не надо об этом думать! Не сейчас! Ты что, Гроттерша, хочешь ещё тут, среди тучек, обомлеть и пропахать носом землю с плёвой высоты пары тысяч метров?» — девушка тряхнула головой, и с волос посыпалась мелкая ледяная крошка. Она искренне старалась ни в коем случае не представлять себе, что будет в случае неудачного прохождения Гардарики. Но перед глазами уже радостным маньяком всплывала картина, похожая скорее на кошмарную иллюстрацию из учебника по некромагии: кровавое месиво, состоящее из рук, ног и внутренностей, размазанное по невидимому защитному барьеру и называвшееся когда-то Ванькой Валялкиным.