Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

— Это личные подчинённые Кощеева, — таким же недовольным полушёпотом ответил ей Ягун. — Они тут, видите ли, будут за учениками «приглядывать».

— Зачем? — удивился Ванька. Друзья вместе завернули за угол в конце очередной галереи и пошли дальше.

— Чтоб мы не стащили тот таинственный артефакт, над которым так трясётся Бессмертник, полагаю, — неопределённо пожимая плечами, ответила ему за Ягуна догадливая Таня. Внук Ягге подтверждающие кивнул.

Валялкин тихо присвистнул: столько народу переполошили из-за какого-то одного, никому неизвестного артефакта. И как Сарданапал на это согласился?

— А что ему ещё оставалось делать? — развёл руками как всегда зеркалящий Ягун. — К сожалению, старина Сард не может игнорировать прямые приказы Магщества. Академик прекрасно знает, что, если он откажется пускать этих типов на остров, — тут Ягун кивнул головой в сторону как раз вынырнувшего из очередного тёмного прохода магфицера, — то они всё равно тут рано или поздно окажутся. А вот академика в директорском кресле к этому моменту может уже не быть, как и всего преподавательского состава, экстренно телепортированного куда-нибудь в дальнее Заполярье для преподавания в Академии глухонемых пингвинов, — со знанием дела закончил внук Ягге, когда они наконец подошли к дверям бывшей Таниной комнаты. Гроттер понимала, что объяснения Баб-Ягуна вполне логичны, но всё равно не могла смириться с мыслью о том, что Сарданапал вот так вот, запросто, впустил в школу столько постороннего народу. У него наверняка должна была быть своя причина так поступить, иначе он бы никогда не согласился на откровенную слежку за своими учениками. Однако делиться своими соображениями Таня пока не стала, решив сегодня же, если подвернётся удобный случай, попытаться разузнать всё самой у академика.

Попрощавшись с Таней, мальчишки договорились зайти за ней вечером и ушли. Ягун отправился разыскивать свою невесту, по официальной версии встречающей на крыше новоприбывших выпускников, а на деле наверняка уже улизнувшей куда-нибудь в парк — охмурять, пусть уже и без личной заинтересованности, но чисто для поддержания спортивной формы, своих многочисленных поклонников. Ванька же помчался в берлогу к Тарараху. Сначала Таня тоже хотела пойти, но ноющее после пятичасового перелёта тело и окоченевшие пальцы послужили достаточно весомым аргументом для перенесения визита на вечер. Она чувствовала себя полностью вымотанной, хоть раньше летала, бывало, и гораздо дольше. Хмурясь, Гроттер добросовестно выругала себя за то, что совсем расслабилась в последнее время, не забыв напоследок подстегнуть себя мыслью, что если она будет и дальше так расслабляться и умирать уже после всего-то пятого часа беспрерывного полёта, то ни о какой Сборной Мира и речи идти не будет.

Пока Таня занималась восстановлением в себе уже начавших было забываться в условиях умиротворяющей лесной жизни навыков самовоспитания, эхо голосов друзей уже затихло в конце Жилого коридора, и вот, девушка осталась стоять сама перед дверью своей бывшей комнаты. Чемодан и тяжёлый контрабас в руках заставлял последние «гудеть» и подрагивать. «Ну всё! — мысленно простонала девушка, уговаривая себя дожить хотя бы до момента соприкосновения её головы с подушкой. — Я сейчас умру — если, конечно, у меня на это сил хватит. Ох, дед, зачем же ты наш летающий инструмент превратил в гирю, а? Или у нас в роду были атланты?».

— Ишь ты, чего захотела! — сварливым голосом отозвался Танин магический перстень, нагреваясь. — Ручки у неё болят, ножки не держат, головка над Атлантикой случайно потерялась. Терпи! Посмотрел бы я на тебя, внученька моя ненаглядная, как бы ты на войне запела! Хотя нет, тебя бы сразу телепортировали на Багамы под охраной батальона магов, где чернокожие лопухоиды подносили бы тебе еду в фиолетовой мисочке с зелёненькой каёмочкой, а некромаг обмахивал опахалом!

Таня вспыхнула.

— Дед, да ты… Хам ты, вот! Я бы никогда не… Какие ещё Багамы? И вообще, не стал бы Глеб… — тут, услышав презрительное «хе-хе» перстня, Таня осеклась, поняв, что её только что элементарно подловили: ведь кольцо ничего не говорило о Бейбарсове, просто упомянуло некромагов. А Глеб уже даже им не был.

— Ну что, девочка, о своём мальчике-Вуду грустим? — язвительно поинтересовался Феофил Гроттер. В голосе деда сквозили уничтожающее презрение и сарказм.

— Даже и не собиралась! — зло бросила девушка перстню. Её почему-то бесило, что родной дед заставил её вновь вспомнить о бывшем некромаге тогда, когда она уже благополучно почти о нём забыла. С его стороны это было каким-то… предательством, что ли?

— И вообще, дед, если тебе захочется ещё повысказываться о Пинайтележкине — лучше помолчи. Плавать ты не умеешь, — хмуро добавила она, красноречиво окидывая взглядом Тибидохский ров, видный из ближайшего окна. Таня ожидала новых нападок со стороны давнего родственника, но старческий голос только тихо буркнул: «Infandum renovare dolorem». («Ужасно вновь воскрешать боль» (лат.) )