Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

Так вот, оказывается, в чём был секрет буравящих глазок Поклёпа, от которых нерадивым ученикам мало когда удавалось скрыть любую проделку, как и феноменальной проницательности Сарданапала и Ягге. Таня, как и большинство учеников, всегда предполагала, что академик подзеркаливает, но ей никогда не удавалось подловить его на этом. Теперь же она осознала, что в мысли к ней директор никогда, в общем-то, и не лез — Сарданапал просто считывал её ауру, и то не всегда, так как даже у него это забирало приличное количество магических сил.

Тем временем Ягун продолжал вдохновенно объяснять, пользуясь тем, что в кои-то веки его не просят перестать тарахтеть и, видимо, сам дивясь глубине своих познаний.

— Инграндиум — достаточно древнее заклинание, гораздо древнее Гардарики — это я уже говорил, — на лету излагал он. — Его действие хотя и жёстче, зато эффективнее. В момент перехода через границу миров оно считывает твою ауру и частично отображает её. Отсюда и звуки, и запахи, которые мы ощущали в момент перехода. Кстати, обычно Инграндиум чётко отражает только самые любимые или самые часто встречающиеся из них. Или же те, что по каким-то другим причинам глубоко въелись в твою память. Эм-мю-ю… — Ягун замялся, подбирая правильно определение. — Можно сказать, что наши ауры пахнут ими, вот.

— Жуть какая, — буркнула Таня, вспоминая, что унюхала в краткий миг перехода. Она, конечно, обожала, как пахнет свежая полировка (что её немного смущало), но вот откуда взялся запах мяты с хвоей?.. Таня не особо любила и первое, и второе. И всё же их аромат знакомо дразнил ноздри, как-то её волновал. Таня не могла вспомнить, с чем же у неё связывался этот запах (почему-то была уверена, что не с Иртышом), и это её раздражало.

Выбросив лишнюю мысль из головы, она снова переключилась на то, что говорил Ягун.

— …А цвет неба после отражает, собственно, цвета наших аур. А теперь похвалите меня кто-нибудь за то, как внимательно я слушал бабусю… по большей части, когда она думала, что меня в комнате нет, — с широкой улыбкой произнёс уже неиграющий комментатор, скромно гордясь своими приобретёнными познаниями в области защитных блокировок.

Таня похвалила, а затем, сдвинув брови, переспросила:

— Погоди… Что ты там только что про ауры говорил? Инграндиум Верум отображает их цвет, так?

Баб-Ягун кивнул утвердительно.

— А голубые вспышки — это нормально? — предчувствуя пятой точкой очередную гадость, с сомнением поинтересовалась Таня, вспомнив последний оттенок «своего» неба.

— Нормально — для некромагов. А что?

— Ничего, всё просто зашибись, — мысленно уже подготовленная к чему-то подобному, пробормотала Таня.

«Блин, вот и гадай теперь, что это значит! То ли я уже некромагиней от такой хорошей жизни становлюсь, то ли это нереализованные силы Чумы во мне фонят, то ли стихийная магия так хорошо отпечаталась», — недовольно и с некоторой опаской прикинула она, вспоминая, что, теоретически, если она хозяйка кольца Персефоны (Хороша хозяйка, однако! Даже не знает, где своё имущество искать), то это вполне может отразиться и на её ауре. А поскольку все факелы в школе отливали точно таким же голубым, как и та мимолётная вспышка в небе, то и это вполне возможно.

— Хм. Ягун, подожди! А желто-оранжевые ауры разве в порядке вещей? — подозрительно протянул Ванька.

— Для меня — да, для вас — нет, — просто отозвался тот.

— И чем же ты у нас такой особенный? — съехидничала Таня, подняв брови.

— А-я-яй, нехорошо. Вы, други мои, забыли, что я внук богини. У богов ауры золотистые, как у бабуси, а у обычных светлых магов — зелёные. Я же, теоретически, где-то по пути от одного к другому, так что у меня получилась жёлто-оранжевая. А вот у Ван-Вала, как у лопухоида, фиолетовая аура, но у него она, вроде, светлее, чем должна быть. Скорее всего, из-за того, что ты не врождённый лопухоид, а, так сказать, откосивший. От магии, в смысле. Аура помнит.

Таня с Ванькой уставились на пунцовевшего ушами Ягуна. Где это он успел так поднатореть в данной области, неужели в магспирантуре? Но навести справки о качестве высшего магического образования в Тибидохсе им так и не удалось. Глазам друзей, наконец, предстала картина, медленно вырисовывающаяся из туманного марева впереди.