Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

Жанна всегда отличалась излишней эмоциональностью, и ей куда тяжелее было выносить все глупые и необдуманные выходки Глеба, чем самой Лене. Ещё будучи связанной с двумя другими некромагами чарами старухи днём и ночью, Лена научилась чётко разграничивать и отделять свои эмоции от эмоций и мыслей Аббатиковой и Бейбарсова. Это было необходимо делать, иначе она бы просто сошла с ума от чужих переживаний, желаний, побуждений… Главным образом, поэтому всем трём некромагам приходилось силой подавлять эмоции, учиться быть бесстрастными — не потому, что они этого хотели, но для того, чтоб уберечь друг друга от себя самих.

Да, без сомнения, старуха знала, что делала, когда разделяла их дар на троих! Это был прекрасный способ и после своей смерти не позволить ученикам расслабиться и избавиться от той холодной неприступности и от жёсткости, которую они вынуждены были воспитать в себе, и, сталкиваясь с которой, окружающие шарахались от них и не доверяли им. Что ж, у Алтайской ведьмы всё получилось просто замечательно, и тактика эта прекрасно действовала даже сейчас, после снятия чар. Им с Жанной и Глебом до сих пор приходилось постоянно контролировать себя, удерживать ментальный барьер, не позволяющий собственному сознанию полностью слиться с двумя чужими. И Свеколт, как пожизненная отличница, научилась делать это в совершенстве.

Но не Жанна.

Ей мешала сосредоточиться её собственная импульсивность. А потому каждый раз, когда кто-то из них троих срывался, на Жанне это всегда сказывалось больше всех. Поэтому же большинство тибидохских магов считали её несколько неуравновешенной и самой раздражительной из всей троицы. Откуда им было знать, что Аббатикова просто не могла сдерживать рвущиеся наружу чужие эмоции?

Чаще всего, конечно, это были эмоции Бейбарсова. С их прилётом в Тибидохс и непосредственным появлением в их жизни Гроттер, Глеб с каждым днём всё больше и больше терял ту бесстрастность, которую они так долго сами в себе воспитывали. Всё чаще оказывался сбит с толку, выходил из себя, всё больше хотел того, чего ему не давали, а под конец и вовсе влюбился как идиот, со всеми вытекающими последствиями. На Лене это сказывалось в меньшей степени, а вот у Жанны была возможность прочувствовать весь калейдоскоп бушующего внутреннего мира Бейбарсова. И всё из-за какой-то одной Тани Гроттер! От того-то Жанна её и недолюбливала — вопреки всеобщему убеждению, будто она ревновала к тибидохской ведьме Бейбарсова. То детское наивное чувство ухнуло в прошлое ещё на Алтае — старуха позаботилась об этом, как и о многом другом, своими собственными изощрёнными методами, — оставив Жанне шрамы на руке, пропадающие от волнения согласные, странную, робкую привязанность к Глебу и боязнь других парней в принципе. К Тане, между тем, она, может, и относилась прохладно, но только потому, что из-за неё Глеб срывался чаще всего, и она, Жанна, вынуждена была ощущать эти срывы вместе с ним. Как человек же Гроттер бывшей некромагине вполне нравилась.

Лена вздохнула и, бросив вниз ещё один взгляд, отошла от края площадки. Смотря на Аббатикову, Свеколт чувствовала смутное беспокойство. Решив проверить свои ощущения, она чуть ослабила тот ментальный барьер, что разграничивал её мысли с мыслями подруги.

Сознание бывшей некромагини тут же затянуло вихрем чувств, из которых больше всего выделялись уныние, настороженность и робкая надежда на что-то. Чувствуя, что с каждой секундой они всё больше захватывают и переполняют её, Лена напряглась и с некоторым усилием поспешно затянула ту щель в сознании бывшей сестры по дару, которой сама только что позволила появиться. Подозрение бывшей некромагини обрело почву.

— Жанн!.. — негромко позвала она Аббатикову, внимательно смотря на неё.

Аббатикова отняла руки от лица — оно было абсолютно сухим, — и вопросительно посмотрела на Свеколт.

— Что?

— Ты же ему ничего не говорила? О том, что видела? — с нажимом спросила Лена.

Жанна дёрнула плечом.

— Нет, конечно! Думаешь, стала бы я это делать, учитывая обстоятельства? Думаешь, не понимаю, к чему это может привести?

— А ей?

В ответ Аббатикова снова молча покачала головой и озабоченно нахмурила брови.

— Нет, я никому ничего не говорила. Кроме тебя, разумеется. Я же понимаю, что нельзя. Нельзя, но… Ну посмотри ты на них! — не выдержав, Жанна всё-таки повысила голос, вскидывая руку в направлении лестницы.

Лена поспешно зашикала на неё, опасаясь, как бы стоящие парой пролётов ниже Таня и Глеб их не услышали. Жанна лишь раздражённо дернула головой и снова завела своё:

— Нет, и всё-таки я не понимаю! Как ты можешь так безразлично от-ы-аться о то, о пои-о-ит с вои ду-ом!

Как обычно, начиная волноваться, она принялась проглатывать согласные. Но Лена, давно привычная к такой особенности, без труда расшифровала из этой неразберихи звуков: «…безразлично отзываться о том, что происходит с твоим другом», — и, подойдя к Аббатиковой, сжала её плечо.

— Жанн, успокойся! Кому как не тебе знать, что истерить ещё рано?

— Да я вообще не уверена в том, что что-то знаю, и это ещё одна часть проблемы!