Танские новеллы

Струится лунный свет через решетку,
Мерцают звезды светлякам подобны.
Простор бескрайний мглой уже оделся,
Внизу чернеют травы и деревья.
Дракон свистит в саду среди бамбука,
И феникс ветви песнею колышет...
Подвески эхом ветру отвечают,
Лежит тумана дымка кружевная.
Златая мать[231]

пурпурный жезл проносит,И виден в небе юноша-красавец.
Ночь поздняя, и человек тоскует,
А мелкий дождь стучится на рассвете.
На туфлях жемчугом узор блистает,
Дракон расшитый — всех цветов красивей;
Заря таится в шелковой накидке,
Как радуга, играют светом шпильки.
Сказала ты: покинув сад бессмертных,
Иду я ныне во дворец из яшмы.
Я город Ло проехал, и дорога
От дома Сун вела меня к востоку.
Ты шутки принимала благосклонно,
Любовь в моей душе ты пробудила.
Как тень цикады, трепетал твой локон,
И яшмовая пыль у ног лежала.
Ты повернешь лицо — плывут снежинки,
Я обнимаю стан твой — ивы тонкой,
А зимородки в клетке запевают,
И юань-янь[232] сплетают шеи в танце.
В смущеньи брови черные ты сводишь,
Пунцовые уста от страсти тают,
От орхидей струится запах чистый,
Сияет кожа — лучших яшм нежнее.
Изнемогаешь ты от наслажденья,
Лоб увлажненный — точно жемчуг светлый,
Волна волос, как тонкий шелк, струится,
Рукой пошевелить сейчас не можешь.
Едва познав блаженство первой встречи,
Услышали удары пятой стражи.
Промчалась ночь мгновеньем быстротечным.
Как трудно расставаться нам с тобою!
Лицо твое исполнено печали,
Душиста клятва, данная тобою.
В знак вечных чувств и в знак судьбы единой
Любимая кольцо мне подарила.
Ты в зеркало взглянула: от печали,
От слез твоих растаяли румяна;
Плясали мотыльки у лампы блеклой,
Заря уже полнеба осветила.
Сев на коня, я в город Ло вернулся.
На гору Сун[233] поднявшись, на свирели
Я заиграл. Духи таились в тканях,
Следы румян остались на постели.
Я шел плотиной, где трава густая.
Об острове Пэнлай я долго думал.
Там Хань река о лебеде тоскует,
И лютня там об аисте рыдает.
Преодолеть просторы моря трудно,
Взлететь в глубины неба — невозможно.
У облаков бродячих нет приюта,
И Сяо Ши[234] стоит один на башне.

Друзья Чжана, узнавшие об этой истории, не могли скрыть удивления, но Чжан все же решил порвать связь с Ин-ин. Юань Чжэнь, близко знакомый с Чжаном, спросил его о причине.

— Всегда было так, — ответил Чжан, — что все, кого небо одарило особой красотой, приносили беду, если не себе, так уж обязательно другим. Если Ин-ин встретится с каким-нибудь богачом и он полюбит ее за красоту, то она окажется или очаровательной любовницей, или же страшным чудовищем; я даже не могу себе представить, во что она превратится.

Некогда Синь при династии Инь[235] и Ю[236] при династии Чжоу хотя и были правителями большой империи и наслаждались огромной властью, а все-таки были погублены простыми женщинами, которые заставили весь их народ пойти против них и привели их к гибели. Это и до наших дней все еще является предметом насмешек. Моих сил недостаточно, чтобы побороть чарующее наваждение, поэтому я и подавил свое чувство.

Все, присутствовавшие при этом разговоре, глубоко вздохнули.