И вот конец зимы, подобревшее солнце, я иду по аллее, выпендрившись в легкую куртку после дурацкого неподъемного клетчатого пальто. Навстречу мне мама. Под ложечкой засосало… Она меня видит. Я не знаю, что врать и имеет ли это смысл.
Подходит, улыбается:
– А я «Московские повести» Трифонова достала – чур первая читаю.
Я что-то мямлю, тревога усиливается. Она продолжает как ни в чем не бывало:
– Мне премию дали. Пойдем, купим что-нибудь.
Мы идем. Маме – кофточка, бабушке – шаль, мне – ветровка. На оставшиеся деньги покупаем доступные вкусности, среди которых пакет горячих слоек. Мы усаживаемся на лавочку и едим их.
– Ты прогуливаешь школу? – улыбнулась мама.
– Да, – коротко ответила я.
– Ну и ладно, – сказала вдруг мама абсолютно спокойно.
Мама, которая в мои первые школьные годы могла методично рвать тетради до тех пор, пока ее не начинал устраивать мой почерк.
– Почему ты не ругаешься? – честно спросила я.
– А зачем? Я могу заставить тебя
Эти слова я помню каждый день. И я живое доказательство того, что, когда тебе позволяют быть самим собой и делать то, что тебе действительно нравится, тебе не придется жить от выходных до выходных. И не придется ненавидеть то, чем ты вынужден заниматься. Тебе становится хорошо в собственной жизни.
И еще я твердо убеждена, что воспитывать свободой (не вседозволенностью!) куда как лучше, чем концлагерем по имени
Было время, когда мне очень трудно давались решения. Я могла неделями, а то и дольше, размышлять о том, надо мне или не надо. Никак, вероятно, не приходило осознание, что попытки сделать идеальный выбор – это теоретическое утешение для того, чтобы было чем оправдаться за бездействие перед своей же внутренней Шапокляк, ехидно тыкающей тощим пальцем в мою мягкую и уютную подушку-лень и противно спрашивающей о том, до чего же я там додумалась.
Помню, как изрядное количество лет назад я так же вязко застряла в неспособности понять, ехать мне работать в Питер или соглашаться на выгодное предложение в Москве. Повисла на маминых ушах и нервах, наслаждаясь ее безусловной любовью и, быть может, подсознательно ожидая, что она незаметно даст необходимый мне пинок.
Пинок она дала. Заметный. Просто и честно сказала:
– Я задолбалась чувствовать себя диваном для твоей мечты.
– Что?! Это, собственно, как? – пыталась понять я.
Мама разъяснила:
– Ты мечтаешь о Питере, мечтаешь о Москве, но вместо того, чтобы двинуться хоть куда-то, складываешь эти мечты на меня, словно я знаю, как лучше. Если я скажу, что лучше Питер, – это будет мое решение. Если посоветую Москву – тоже. Забирай свои мечты и помни, что не только я, но и любой другой человек, от которого ты ждешь ответа на свои вопросы, – это только диван. Положить на него, посидеть и даже полежать на нем – можно. Но вставать и идти все равно придется.
Мне не особо понравилось тогда, но я запомнила. Встала и уехала в Питер.
Теперь, когда я думаю ровно минуту, чего бы это ни касалось – сумочки или судьбы, я понимаю, что очень круто иметь диван, на который можно положить свои мечты, но еще круче – максимально быстро дать себе шанс узнать в реальности, на что годится эта мечта.
Мне стало жизненно важно именно знать, а не догадываться. Плоха или хороша правда, но принимать ее, а не метаться в неопределенности или трусости. Я спрашиваю, а не додумываю. Иду сама, а не засылаю других. Предпочитаю хотя бы начать, чтобы иметь подлинную информацию, а не пытаться сочинять возможные плюсы и минусы.
Что это дает? Прежде всего, ответственность. Потом – устойчивость, потому что раз от разу справляться с жизнью, которой ты смотришь прямо в глаза, а не выглядываешь из-под кровати, все легче и легче. Очень быстро становишься многовариантным, то есть не считаешь, что провал кажущегося единственно возможным – большая трагедия. Всего лишь новый шанс.
Делать только свой выбор и нести за него полную ответственность – это выход на тот уровень, где тебе встречаются абсолютно другие люди. Люди, с которыми хорошо и которые тоже предпочитают знать, а не складывать на тебя, как на диван, свои мечты.
Давайте себе шанс на все, о чем мечтаете. Всегда!
Мама ходит по кухне, варит свой потрясающий кофе с «Ягермайстером», потом кричит мне в комнату:
– Иди, мой ребенок, отведать вкус настоящей жизни! Не причесывайся и не улучшайся! Потому что ты прекрасна! Если ты думаешь, что еще до кофе должна стать статуей, то я воспитала тебя рабом!
Мама не воспитала меня рабом. Я протыкаю свой стихийный пучок китайской палочкой для суши и неумытая бреду на одуряющий запах туда, где я пожизненно