Тарковский и я. Дневник пионерки

«Стажера» все-таки сняли, несмотря на недостаток специалистов на этой картине. Помню, как на первом еще «Стажере» я возвращалась со съемок в Москву вместе с одним из ассистентов. Как она жаловалась мне тогда: «Знаешь, он совсем сошел с ума. Ну, просто издевается. То говорит тащите дерево в кадр, то требует, чтобы его немедленно убрали. То требует, чтобы мы синили листву, то кричит, чтобы серебрили ее. А тут выясняется, что чересчур, и он кричит, чтобы тащили новое дерево. Нет. Это невозможно. Он сам не знает, чего он хочет». На следующем «Сталкере» этой женщины уже не было.

Так что все было непросто…

В итоге обязанности в съемочной группе были распределены приблизительно. Не хватало даже тех, кто мог бы в полной мере отдаться картине, выкраивая время для работы и успевая при этом обслуживать Ларису Павловну, которая никаким образом не могла занимать место второго режиссера, но уже занимала его. Правда, за ней же числилась основная заслуга в спасении картины — она привезла из Казани Рашида, определенного на должность ассистента художника… Именно он, непосредственно своими ручками и подготавливал вещный мир для изобразительного решения фильма Тарковского…

А почему вдруг из Казани появился этот замечательный человек? Тоже довольно интересно. Как я уже говорила, Лариса всегда жаловалась на свое здоровье, все больше на сердце да на отеки, часто грозясь умереть, но не связывая никак свои проблемы с алкоголем.

Я не помню почему и как она попала в Казань — может быть, поначалу поехала с Андреем на выступления для заработка — но задержалась там после него надолго, вроде бы проходя какое-то уникальное лечение. Впрочем, наверняка и лечение проходила тоже. О чем Андрей был осведомлен в полной мере. Помню, как часто разговаривал он с ней по телефону вечерами, чрезвычайно удовлетворенный тем, что здоровье ее улучшается, как она уверяла, не по дням, а по часам. Но о том, что она вытворяла, собрав вокруг себя как супруга Тарковского всю казанскую интеллигенцию можно только догадываться…

Там же она познакомилась с Рашидом, художником, который боготворил Тарковского, и, будучи допущенным к нему Ларисой, готов был «пахать» на него день и ночь. Я никогда не видела его за бутылкой, он не включался в нашу «общественную» жизнь, но вся живописная фактурная насыщенность кадра в «Сталкере», замысленная Тарковским, на практике исполнялась именно им. Не знаю, сколько и что именно успел сделать Бойм. Но Рашид оказался той безотказной рабочей лошадью, на которую была взвалена вся работа с фактурами в кадре. Этот тихий, как будто незаметный, невероятно работоспособный человек, по-моему, просто жил и спал (мало!) в декорациях. «Рашид, Рашидик», как любовно окликал его Андрей, был тем замечательным фанатом, который ради святого искусства был готов пахать изо дня в день: царапать и бугрить стены, наводить на них трещины, выкладывать мхи, «разводить» плесень, сажать и вытаптывать цветы, снова синить или серебрить листву — осуществлять на практике руками все то, без чего немыслим кадр Тарковского. И все тихо, в стороне ото всех. Именно с такими людьми, очевидно, и делается авторское кино. Тем более такое прихотливое, как у Тарковского.

На втором «Сталкере» у меня порою начинало возникать ощущение какого-то фантасмагорического бреда, поселившегося на площадке всюду — в отношениях людей и вещей. Это был какой-то пир во время чумы, единственной закулисной хозяйкой которого была Лариса. «Обслуга», желавшая оставаться при Тарковском, трепетала перед ней, стараясь наперегонки угодить. Актеры роптали.

Гринько, как обычно, держался в отдалении. По-прежнему в сопровождении своей жены: на съемочной площадке он появлялся только для работы. А у Толи Солоницына, уже разведенного со своей первой женой Ларисой, еще на первом «Сталкере» возник роман с гримером Светланой, замечательной молодой женщиной, обожавшей его и родившей ему ко второму «Стажеру» сына Алешку. Так что на втором «Стажере» их поселили молодым семейством в затхлой комнатенке какого-то общежития, где запах табака и перегара мешался с запахом пеленок… Житуха у них там была нелегкая, но зато исполненная любви…

Отношения Тарковского с Кайдановским внешне выглядели нормально. Но на самом деле, казалось, что Саша разочарован, во всяком случае, он часто бывал очень раздражен. Они дружили с Толиком Солоницыным, и я много раз слышала, как они чертыхались вместе, а Саша неоднократно проклинал тот день и час, когда он связался с этой картиной, и всю ту «гадючную» атмосферу, в которой они снимаются.