Тарковский и я. Дневник пионерки

На следующее утро в условленный час я приехала к Тарковским, где выяснилось, что к Бесси мы едем, оказывается, не только с Ларисой, но и с Юрой Кушнеревым, вторым режиссером Андрея Арсеньевича. Юра был вроде как хорошим парнем, всегда ладившим с Ларисой и сильно напоминавшим по выправке офицера армии. Он часто бывал со своей милой женой на семейных праздниках у Маэстро, у нас были прекрасные отношения, но состав нашей команды в данном случае мне почему-то не понравился… Тем более, что у второго режиссера был «Опель Кадет», по тем временам особая и странноватая роскошь… Но решала все эти вопросы не я, и мне оставалось только выполнять план, составленный без меня…

Надо сказать, что Лариса тоже была на нервном взводе… Успех Андрея и семьи был поставлен на карту, и надо сознаться, что в такой ситуации трусостью Лариса не грешила. В ответственные моменты она являла собою комок воли и отчаянной решимости. Так было и в тот день…

Однако, как, видимо, и следовало ожидать, едва отъехав от дома Тарковских в Орлово-Давыдовском, мы заметили, что у нас на хвосте сидит «Волга». Юра метался на своем «Опеле», заметая следы, мы прятались в занюханных дворах, пытаясь оторваться от этой машины, но «Волга» следовала за нами. Как в плохом детективе.

Во всяком случае, мне казалось, что всех нас трясет, как в лихорадке… Тем не менее становилось все более очевидным, что время истекает, то есть г-н Бесси может уже покинуть свой номер, не дождавшись нас. Тогда мы притормозили у какого-то автомата, и я, уверенная, конечно, что телефон Бесси прослушивается, нагло вышла из машины «по заданию» нашей команды, чтобы позвонить… Ой, Господи… Как теперь смешно: секрет Полишинеля…

А была я из честных пионерок, всей душою сочувствующих диссидентам, но предпочитавшая не переступать ту черту, которая ведет в тюрьмы и сумасшедшие дома. А тогда так получилось, что выхода не было, а выглядело все рискованно и довольно серьезно… Бесси сказал, что спускается и ожидает нас на углу какой-то улицы, где мы его и подхватили…

Переговоры было решено провести в каком-то кафе, как мне сегодня кажется, в районе Таганки. Там я представила директору кинофестиваля в Канне супругу Андрея Арсеньевича, г-жу Тарковскую, уполномоченную от его имени вести переговоры, и его ближайшего сотрудника Юру Куш-нерева, согласившегося нам сопутствовать. После этого я перевела речь Ларисы о том, что Бесси не должен доверять тому, в чем его будет уверять кинематографическое руководство. Это неправда. Просто картину сознательно скрывают от международной общественности, а Андрею нужна как раз пара недель для ее окончательного завершения. Лара также объясняла Бесси, что демонстрация картины на фестивале жизненно необходима для Андрея — потому что только международный успех может обеспечить ему реальную возможность дальнейшей творческой жизни в Союзе…

Так что затем на свидании у Сизова, уверявшего его в соответствии с приказом Ермаша, что «Зеркало» еще не готово, Бесси решительно возражал, сказал, что он как профессионал после просмотра совершенно убежден, что картина нуждается в незначительной доработке для ее технического завершения. «Но для такого скоростного завершения мне нужно будет приостановить производство всей остальной продукции Мосфильма», — пытался возражать Сизов и предлагал в конкурс одну за другой, на выбор, разные картины, которые, с его точки зрения, смогут достойно представить советскую кинематографию в Канне. Но Бесси оставался непоколебим. Ермаш — увы, тоже. Дело кончилось тем, что Советский Союз впервые и достаточно скандально вовсе не участвовал в конкурсе крупнейшего кинофестиваля!

Каково же было Тарковскому, бившемуся точно рыба об лед идиотских претензий Филиппа Ермаша? И каким чудовищным кощунством звучит его «послеперестроечное» признание, что, оказывается, «Зеркало» его любимый фильм!? Как поздно он его полюбил, подготавливая своими действиями изо дня в день будущий отъезд Тарковского! Это он, гноивший эту картину своими собственными руками и самыми иезуитскими методами, решается сообщить «post factum», что «В конце июля 1974 года состоялся первый просмотр фильма „Зеркало“… это была поразительная правда»… Ну, ни стыда, ни совести…

«Правда» эта, на самом деле, так поразила министра, что он не решался никакими силами оставить ее в покое, хоть на мгновение. Просто позволить своим высшим соизволением прожить этой «поразительной правде» свою естественную прокатную судьбу. Нет же. Специально для этой картины он изобрел какой-то «пробный прокат» в трех огромных кинотеатрах Москвы одновременно. Это как будто бы для того, чтобы честно проверить картину на зрителе и не ошибиться с тиражом. А на самом деле, невзирая ни на какие факты, совершенно не интересовавшие его, получить для запретов якобы объективное подтверждение, что «Зеркало» тот самый «элитарный фильм», который «не понятен» так называемому «народу».