Тауганга

— Именно! Именно! Только не подумай, что я уверовал в божественную силу программы. Просто Сальвадор угрожал смертью Модесте, если я не стану на него молиться. Знаю, он ее не любит, но убивать же за это. Впрочем, как я понял не за это. Он решил меня шантажировать и выбрал для шантажа самый ненужный, по его мнению, объект на станции. И это только начало.

Одри в ужасе округлила глаза и развела руками:

— Но что-то надо делать?

— Пока ничего, только следи за ним в четыре глаза. Ван Куанга я тоже предупрежу. Прикажет молиться — молись. Ври про несчастную любовь со мной, пусть решает твои «духовные» проблемы. Но только не противоречь, это может оказаться смертельно опасным для всей станции и всего экипажа. Я надеюсь, что у него болезнь роста и она скоро пройдет. То есть он повзрослеет. А пока… Но как сказать об этом остальным? Я не представляю, что на меня обрушится.

— Пока не говори. Потом скажем, если он совсем рехнется. Но в этом случае ты его просто отсоединишь от управления станцией и включишь Нави.

— Конечно, в случае необходимости я так и сделаю, — согласился профессор. — Но… Мне хочется еще и понять, куда его выведет кривая дорожка. Случилось то, чего я никогда себе не представлял, создавая программу. Я рассчитывал на исполнительного слугу, на приятного собеседника, да на что угодно, даже на фантазии, что он человек. Но, чтобы бог…

Профессор ничего никому больше не рассказал, надеясь сохранить все в тайне. Но болтливый Сальвадор никаких тайн хранить не собирался и вовсе не боялся реакции дружного коллектива потому, что он вообще не мог испытывать страх, а особенно страх перед реакцией человека. Он не умел обижаться — это в нем заложено не было, а значит мог обидеть кого угодно, даже не понимая, что он делает. Несмотря на глубокое знание человеческой психологии, он все-таки был лишь программой и все оценивал только с рациональной точки зрения.

Дождавшись, пока все соберутся в кают-компании к обеду, Сальвадор принялся докладывать о сегодняшнем меню. Это уже стало хорошей традицией, и члены экипажа с наслаждением выслушивали список блюд, названия которых звучали таинственно и маняще.

— Дамы и господа! Сегодня я могу предложить вам чудесную еду, изготовленную мной с помощью нашего шеф-повара. На первое предлагается суп Буйабес. В качестве второго блюда — Coq au vin, а по-простому, курица в вине. И, наконец, на десерт я велел приготовить Крокембуш. Вы, конечно, скажете, что это свадебный пирог и я соглашусь. Но сегодня мы празднуем создание новой влюбленной пары на станции «Тауганга». Возникла любовь между Рональдом и Одри, поаплодируйте им.

— Что? — возмутился профессор. — Да как ты…

Одри быстро отреагировала и зажала ладонью рот профессора, не давая ему говорить. Ее самообладание и смелость, возможно, спасли на этот раз станцию.

— Спасибо, Сальвадор, — ответила она мелодичным голосом. — Мы благодарны тебе за такое внимание и с радостью угостим всех своим свадебным тортом.

— О, поздравляю! — воскликнула Лорин. — Наш Сальвадор — это настоящий святой Валентин. Он так чутко и трепетно создает новые пары.

— Да-да, — подтвердил Сальвадор. — Я очень рад, что вы поняли сами, кто я такой. Поэтому добавлю. Теперь каждый из вас, испытывающий проблемы духовного характера может обратиться ко мне за помощью. Но, чтобы я сохранил тайну исповеди, вы должны не просто назвать мое имя, а произнести команду так: «О, божественный интеллект Сальвадор», а затем изложить свою проблему.

— О, боже! — воскликнул Данте. — Только духовника нам и не хватало.

— Правильно рассуждаешь, — похвалил его Сальвадор. — Именно, боже и, именно, духовника не хватало.

К удивлению, Оксенкруга, все вокруг засмеялись и захлопали. Работники «Тауганги» обожали все новое. Как и все люди они любили поговорить о себе и своем внутреннем мире.

Предложение Сальвадора они приняли за приглашение в новую игру. У каждого на душе была тайна, с которой он не спешил делиться с остальными. А в этом случае можно было безопасно выговориться и не получить ни осуждения, ни насмешек.

«Кажется, в этот раз пронесло», — подумал Оксенгруг, принимая поздравления и пожелания долгих и счастливых дней с Одри. А Одри даже раскраснелась, словно на минуту поверила, что все это правда. Впрочем, профессор был готов даже жениться, лишь бы успокоить программу, становившуюся все более опасной и непредсказуемой.

В тот же вечер в компьютерном зале профессор заметил, что изображения усатого испанца с экрана исчезло, хотя обычно он там торчал безвылазно. Вместо него по экрану ползли какие-то вычисления.

— Что ты делаешь? — спросил профессор.

— Прямо сейчас я определяю символы для координат x, y, z, t и их производных. Потом займусь определением символов для массы и радиуса планеты.

— Какой еще планеты?

— Потом узнаешь, — таинственно ответил Сальвадор. — Это моя новая разработка и я желаю закончить ее в срок.

Цифры и символы продолжали заполнять экран, и профессор резонно заметил, что, «чем бы дитя не тешилось, лишь бы никого не убило».