Таврида: земной Элизий

Измаил стоял на левом берегу Думая, охраняя пути, ведущие к сердцу Оттоманской империи.

Еще покойный султан Абдул-Гамид несказанно гордился этой крепостью, так как именно он повелел сделать ее неприступной. Дело в том, что она уже была однажды взята русскими в 1770 году (не говоря о том, что в 1632 году ее брали казаки), и когда по Кучук-Кайнарджийскому договору Порта получила крепость обратно, решено было ее укрепить.

Султан Абдул-Гамид с помощью английских и французских дипломатов пригласил лучших фортификаторов, какие только нашлись в Европе, и они возвели крепость мощности по тому времени необычайной. Главный вал ее тянулся на шесть километров и был окружен глубоким рвом, наполненным водою. Высота ее стен была около двенадцати метров. На верках крепости установили триста пушек, и в Измаил был послан тридцатипятитысячный гарнизон под начальством опытнейшего полководца, трехбунчужного паши Айдозлы-Магомета. Что касается запаса продовольствия и снаряжения, то его могло хватить надолго.

Потёмкин снова применил свой метод медлительной осады, и так же, как под Очаковом, этот метод лишь постепенно разлагал войска, не оказывая действия на противника.

Меж тем, наступили ноябрьские холода с пронизывающими степными ветрами. В осадном корпусе не хватало хлеба, не было дров, по размытым путям с трудом подвозили снаряды. Дальнейшее сидение у стен крепости становилось бесполезным.

Военный совет постановил перейти к дальнейшей блокаде, т. е. отойти на удобные позиции, держа крепость на прицеле. Постановление совета отослали в Бендеры к главнокомандующему и начали отводить части осадного корпуса. Турки ликовали, считая себя победителями.

Но решение, которое все считали вполне согласным с осторожной тактикой Потёмкина, не было одобрено.

Потёмкин наконец убедился, что мирные переговоры безрезультатны, пока не одержана решительная победа на суше и на море.

Такой победой на суше могло быть взятие крепости Измаил. И Потёмкин решился на штурм. На этот раз он не имел охоты быть во главе штурма. Он поручил его Суворову, не принимавшему участия в осаде.

Рассказывали, что будто бы, сидя в Бендерах, Потёмкин со дня на день ждал сдачи Измаила и томился беспокойством. Гречанка София Витт, любовница светлейшего, гадала на картах. Карты предсказали падение Измаила через три недели. Потёмкин, усмехнувшись, сказал ей, что знает способ взять Измаил гораздо скорее, и тут же послал ордер Суворову на взятие крепости в течение трех дней. После этого светлейший будто бы совершенно успокоился и предался увеселениям, а ровно через три дня было получено известие о том, что Измаил пал. Анекдот интересен тем, что показывает, как верил Потёмкин в Суворова, держа его в качестве безусловного, но крайнего средства поразить врага.

Ордер Суворову за № 1336 послан был 25 ноября 1790 года, а Измаил взят 11 декабря.

Суворов находился в Галаце и получил ордер только на пятый день. 2 декабря Суворов докладывал: «К Измаилу я сего числа прибыл».

Когда Суворов появился у стен Измаила, все поняли: предстоит штурм. Отходившие части немедленно вернулись на места. Генералам, составлявшим «сейм нерешительных», пришлось признать свою ретираду постыдной. Собравшись вновь, они постановили: «Обращение осады в блокаду исполнять не должно. Отступление предосудительно ‹…› приближаясь к Измаилу, по диспозиции приступить к штурму неотлагательно».

Прежде чем приступить к подготовке, Суворов обратился к «превосходительному сераскиру Магомет-паше-Айдозле, командующему в Измаиле, почтенным пашам и прочим султанам».

Суворов написал: «24 часа для сдачи и воля, первые мои выстрелы уже неволя, штурм – смерть». Парламентеры отвезли обращение, изложенное более округлыми фразами.

Сераскир просил десятидневного перемирия.

Ему отказали.

Девять дней подготовки к штурму Измаила были знаменитым подвигом и образцом суворовского мастерства. Суворов сам считал, что на такой штурм можно решиться раз в жизни.

– Победа или славная смерть! – сказал Суворов.

Последние часы перед штурмом он провел среди солдат.

Штурм начался в 3 часа ночи на 11 декабря.

«Нет крепчей крепости, ни отчаяннее обороны, как Измаил. Приступ был мужественен, неприятель многочисленен, крепость к обороне способна, отпор был сильный и отчаянная оборона обратилась на гибель и совершенное сокрушение неприятеля», – так рапортовал Суворов, и, по правде говоря, трудно было рассказать об этом событии с большей ясностью.

Секрет диспозиции Суворова, который открыт был лишь тогда, когда крепость пала, состоял в том, что штурм был предназначен лишь четырем колоннам, атакующим со стороны Дуная (наиболее доступная часть крепости). Все остальные части, хотя и действовали так же, как главные, были нужны лишь для того, чтобы рассредоточить оборону турок на всё протяжение шестиверстной стены.