Таврида: земной Элизий

Он получил подробный отчет Никитского сада и потребовал еще от Стевена особых сведений о произрастании винограда в этих местах. Стевен сообщил, что опыты показали превосходство южнобережного винограда: он отличался особыми ароматическими и сахаристыми свойствами. Тем не менее Стевен не был сторонником виноградарства на южном берегу, считая, что старые, испытанные сорта восточного побережья надежнее для производства вин, что винодельческий центр следует оставить в Судаке, где и находилось училище для виноделов. Он думал, что следует насаждать здесь те из средиземноморских и исконно крымских растений, которые не могут быть разводимы в других местах: оливы, гранаты, инжир.

Из доклада Воронцов понял, что Стевен смотрит на вещи глазами ученого и для него существует только одна целесообразность – та, которую устанавливает наука. Может быть, чистая наука и действительно требовала посадки всех этих деревьев, не растущих за пределами Фороса и Кучук-Узеня, но ведь это было делом длительных опытов и изучений.

Воронцов досадовал, что Стевен, который мог сделать Ботанический сад своим опытным виноградником, казался не слишком в этом заинтересованным.

Но тут всё уладилось к обоюдному удовольствию Стевена и Воронцова. Стевен просил освободить его от должности директора. Он ссылался на необходимость закончить свой ботанический труд, что было невозможно при ежедневных заботах в саду. Воронцов, понимая значение Стевена, предложил ему остаться директором для общего руководства (Воронцов подчеркнул, что именно для очень общего), имея в Никитском саду достойного помощника. Стевен согласился, и в лице капитана артиллерии фон Гартвиса, рекомендованного из прибалтийских губерний, был найден человек, который стал исполнять волю Воронцова.

Гартвис, по свидетельству Стевена, не имел никаких ботанических познаний, и это устраивало Воронцова. Гартвис не рассуждал. Это не мешало ему, впрочем, быть большим любителем своего дела и добросовестнейшим служакой.

«Смотритель» сада Гартвис вполне понял, чего требует от него Воронцов, и занялся преимущественно двумя отраслями: опытным виноградарством и разведением декоративных парковых растений. И то и другое было необходимо самому Воронцову. Он устраивал парк в своем имении и закладывал виноградники для будущего виноделия, которое могло принести ему огромные доходы.

Воронцов распорядился расширить пределы Никитского сада. За садом закрепили урочище Магарач. Это было одно из тех старых греческих селений, от которого осталось одно название, несколько деревьев, свидетелей былого садоводства, да две-три жалкие лачужки, занятые случайным поселенцем, арнаутом или татарином.

Гартвису пригнали рабочих из Бессарабии, и молдаване, знакомые с виноградарством, довольно быстро привели в порядок поля и сделали нужную перекопку.

Лучший, скрытый от ветров участок был избран для рассадника, в нем высаживались лучшие лозы – из Италии, Франции, Испании.

Так впервые были выращены знаменитые розовые и черные мускаты, которые потом создали славу таврического виноделия. Воронцов гордился этим рассадником и утверждал, что в нем «находятся как для пользы, так и для любопытства собранные более 600 сортов разного винограда».

Магарач был казенным урочищем и принадлежал казенному Ботаническому саду. Он служил винодельческому хозяйству Воронцова и в то же время являлся первой школой русского виноделия. В 1828 году сюда перевели училище виноградарей и виноделов, влачившее до этого печальное существование в Судаке.

Воронцов скупал земли для своих виноградников. К гурзуфским прибавил он большую часть земель ай-данильских.

Холмы Ай-Даниля были созданы для лоз. Покрытые правильными рядами кустов (посаженных по новому, невиданному здесь образцу), эти холмы приобрели четкий рисунок линий, скрытых раньше лесной чащей. Дороги и тропинки сетью покрыли холмы Ай-Даниля. На самом высоком холме были посажены кипарисы, которые спускались к зданиям грубого серого камня.

Это были первые подвалы. Воронцов велел строить их из местного камня и не белить.

В 1828 году в Гурзуфе и Магараче уже кипела новая жизнь большого хозяйства. Петербургские, ярославские и прочие мастеровые, только что закончившие добротный огромный подвал и выложившие над воротами дату, теперь приступали к другим делам: делали бочки, тарпы, подготовляли прессы и бутылки для розлива.

Воронцов хотел, чтобы Ай-Даниль производил и сладкие десертные вина, и столовые сухие и полусухие сорта. Для изготовления первого русского «шампанского» Воронцов вызвал из Шампани винодела Гаузера.

Ай-данильский подвал Воронцова был первым, возведенным на южном берегу. Одновременно с ним заложили и казенный магарачский подвал, а затем и первый подвал Массандры. Холмы Массандры принадлежали Воронцову. Это «урочище» ничем не отличалось от пустынного Магарача и Ай-Даниля. Так же, как и там, здесь был лес, одичавшие сады, следы старого поселка и византийской церкви.