Таврида: земной Элизий

Для этой немноговодной речки (когда-то, впрочем, принимавшей на свои воды ладьи киевского князя Владимира) делали новое русло в подземных тоннелях. Русло, или канал рыли на протяжении 18 километров от селения Чоргунь. Два тоннеля длиною в 800 футов, тридцать восемь арок и два акведука были задуманы для этой постройки. Вода Чурук-су, тоннелями и через водопровод, должна была заполнять огромный бассейн.

Проект наливных доков был утвержден, и рабочие приступили к его созданию. Взрывали белые известковые холмы и на их месте ставили мастерские. Вскоре исчезли холмы и скалы по всему пути проводимого канала: рабочие уносили землю мешками и засыпали низину в углублении Южной бухты. Они «разнесли эти горы горстями», как выражался очевидец. Между Корабельной и Южной бухтами была срыта часть горы до двадцати сажен высотой и заложены новое адмиралтейство и эллинг. Еще южнее строились другие два эллинга и казармы на шесть тысяч человек. Кроме того, запроектированы были каменные приморские батареи (Николаевская, Александровская, Константиновская, Михайловская и Павловская) и каменная стена от Карантинной бухты до Южной.

Всё это было создано не слишком быстро, потому что чиновники не спешили утвердить сметы, задерживали материалы, делали немало препятствий в отпуске лошадей, а главное, хлеба для рабочих. Наливные доки и большинство зданий, предположенных по проекту, были закончены лишь в начале 50-х годов, т. е. к самому концу администрации Воронцова.

Владетельный вельможа Воронцов хотел покровительствовать наукам и искусствам. Вокруг него толпились художники и граверы, изображавшие южнобережные владения и красивейшие места Крыма. Среди этих художников были Маурер, Вольф, Чернецов, Бассоли и Гросс. Все они оставляли Воронцову целые альбомы рисунков и акварелей, часть которых размножалась с помощью литографии. Воронцов поощрял их подарками и оплачивал их труд из своих денег, чтобы составить коллекции, которые было лестно показать в Петербурге и которые наглядно изображали роскошь преобразованных по его (так он думал) воле мест.

Меценатству Воронцова обязаны мы замечательными собраниями гравюр, изображающих Крым 20-х и 30-х годов. Залы петербургского Эрмитажа украсились великолепными керамикой и скульптурой из херсонесских и боспорских находок. Вельможное тщеславие Воронцова было польщено археологическими трудами Ивана Стемпковского и славного Кёппена.

Еще в 1823 году, во время пребывания Воронцова в Массандре, явился к нему этот чудаковатый Стемпковский со своими «мыслями». По правде говоря, Воронцов считал безнадежным человека, который имел возможность сделать блестящую карьеру и не сделал ее. В самом деле, Стемпковский был любимцем дюка Ришелье и в качестве адъютанта находился при нем неизменно. Дюк любил его, как родного сына, дарил ему дома и усадьбы и вводил этого бедного дворянчика в самые высшие сферы общества. На что же Стемпковский употреблял свои средства и связи? Смешно сказать, но на покупку каких-то монет, манускриптов, книг и установление знакомства с учеными археологами. Воронцову это казалось несерьезным, но он оставил у себя докладную записку Стемпковского, просмотрел ее и даже поощрил начатые раскопки на Боспоре. Затем, как всегда, думая не столько о самом деле, сколько о том, как это дело может прославить его имя, Воронцов пожертвовал на раскопки довольно крупную сумму и назначил Стемпковского керченским градоначальником в 1828 году.

Во всё время пребывания на посту градоначальника Стемпковский заботился о раскопках. Он проводил под землей и в поисках памятников всё свое свободное время и добился многого. Воронцов очень удивлялся его полному бескорыстию и считал его величайшим чудаком. К счастью для науки, еще при жизни Стемпковского явился ему преемник, столь же горячий любитель археологии – Петр Иванович Кёппен. Кёппен был назначен на должность, ранее занимаемую Стевеном; он явился в Крым в качестве помощника главного инспектора шелководства, садоводства и виноделия, но по роду интересов своих был склонен к наукам гуманитарным, и особенно к археологии. Воронцов сделал благое дело, предоставив ему возможность заниматься крепостями, базиликами и другими памятниками древностей на побережье и в горном Крыму. В результате Кёппен создал свой «Крымский сборник», значение которого не утрачено в наши дни. Сборник и приложенные к нему прекрасные карты горного и южного Крыма в 1837 году уже лежали на столе Воронцова и составляли его гордость. Разве не он, Воронцов, с его деньгами помог Кёппену в изучении древностей? Такие люди, как Стемпковский, Чернецов, Кёппен, Славич, создали вокруг Воронцова ореол покровителя наук и художеств. Разве не он нашел этого Крюкова, который теперь делает чудеса из крымского природного мрамора? Мастерские его славятся и за пределами Крыма.