Таврида: земной Элизий

Наиболее точно описывает Георгиевский монастырь знаменитый исследователь Крыма конца XVIII века академик Паллас, говорящий о греческом монастыре св. Георгия, лежащего в плоском углублении южного высокого берега Херсонеса, между мысом Айя-бурун и выступом скалистого Георгиева мыса. От верхнего уступа этого углубления берег, по словам Палласа, спускается к морю целым рядом террас и утесистых обрывов; на верхних террасах устроены жилища, на нижних – виноградники, кое-где растут и деревья, том числе и черный можжевельник.

Скалы, у которых гнездилась обитель, имеют особенный цвет, не повторяющийся на побережье, они черно-красны, а море у скал сине-зеленое. По пологим сторонам монастырского кряжа шли ступени-площадки, крепленные каменной кладкой.

Эти площадки позволяют задержать влагу и создают своеобразные сады-лестницы – диковину для глаз северянина. Такой сад был и при монастыре. Сумароков о нем писал: «Весь тот ужасающий отрез до берега, расстоянием на версту, покрыт по нисходящим ступеням фиговыми деревьями, дикими кедрами и виноградными кустами»[171]. Судя по гравюрам и картинам конца XVIII – первой трети XIX века, здесь были еще и тополи (на верхнем ярусе, где находились огороды и кельи монахов), а внизу у скал густые, лесные породы перемежались с кустами инжира и виноградными лозами. Весь монастырь составляли несколько келий в пещерах и меньше десятка домиков, в числе которых было двухэтажное здание трапезной и к стене прислоненный домик архиепископа. Опустевшие, полуобрушенные пещерные кельи свидетельствовали о том, что некогда число монахов было весьма велико. История монастыря, несомненно, здесь рассказывавшаяся, не могла не заинтересовать Пушкина. Ближайшие события были не менее любопытны, чем древние. Монастырь был греческий, православный, и в нем спасалось множество русских монахов. Когда русская администрация (Потёмкин) выселила южно-бережных греков на север в Приазовье, монастырь возмутился и не пожелал подчиниться петербургскому синоду. Архив, ценности, святыни были переданы константинопольскому патриарху, почти все монахи покинули обитель. Этот бунт привел к полному разорению всех зданий монастыря, причем гнев светлейшего сказался в том, что даже древнейшие памятники пошли на стройку казарм и помещичьих домов. К нескольким оставшимся на руинах монахам, с севера явились новые и кое-как пристроились на разоренном пепелище. Церковь была построена здесь уже в начале XIX века.

Академик Паллас возмущался тем, что какие-то замечательные колонны были выкинуты из Георгиевского монастыря и разбиты. Одну, «нечаянно открытую» на монастырской земле беломраморную колонну видел в 1804 году и Сумароков. Видел он и старые кладбищенские плиты с именами монахов и датой конца XII века (такая греческая надпись приведена в «Досугах крымского судьи»). Всё это дает представление о размерах монастыря в период Киевской Руси. Легенды связали возникновение монастыря с Крещением Руси. История Тавриды подсказывала более раннюю дату, эпоху первых веков христианства, памятники которой сохранились на Ираклийском полуострове. Христианские базилики и монастыри побережья почти всегда были связаны с языческими храмами античности. В этом отношений место, где находился Георгиевский монастырь, особенно примечательно.

Судя по находкам вокруг, Георгиевскому монастырю принадлежало всё побережье заливчика у мыса Фиолент. Но среди обломков Средневековья здесь, как и на всём побережье, обнаруживаются следы античной эпохи. Именно в восточной части залива Паллас обнаружил каменную кладку, принадлежащую временам языческим. Рассуждая об этих руинах, академик Паллас приходит к выводу, что здание это не могло быть крепостью из-за недостатка воды, а название находящегося вблизи мыса[172] и сведения, сообщаемые античным географом Страбоном, наводят его на мысль, что руины Георгиевского монастыря есть не что иное, как капище богини Дианы (Артемиды), где совершались человеческие жертвоприношения.

К чему холодные сомненья?
Я верю: здесь был грозный храм,
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношенья…