Таврида: земной Элизий

Бахчисарай появляется перед глазами неожиданно за поворотом дороги, при спуске в узкую долину – проход в скалах, куда история поместила бывшую столицу Крымского ханства. Около шести часов вечера 7 сентября экипажи Раевских и Пушкина спустились в ущелье, над которым господствуют диковинные фигуры скал, осеняя его лилово-серой тенью. Улица, единственная в Бахчисарае, если не считать мелких проулочков, ползущих вверх, к скалам вела к Хан-Сараю, куда стремились приезжие и для осмотра, и для ночлега. До самого дворца тянулись лачуги, галерейки, торговые навесы (такие же можно было увидеть и в татарских деревнях), меж которыми высились, как бы стремясь к скалистому гребню, пирамидальные тополи, минареты и высокие трубы очагов, имеющие форму минаретов. В предсумеречное время, когда въезжал в Бахчисарай Пушкин, на улице было тихо и пустынно. Уже умолкла дневная музыка Бахчисарая, оглушительные звоны меди, глухие удары кузнечного молота. Не было никакой гульбы и ходьбы, обычной по вечерам в городах европейских: татарская молодежь, послушная старикам, не смела праздно шататься, женщины скрывались за глухими стенами домов, и лишь почтенные старики в чалмах и папахах сидели на циновках в маленьких открытых кофейнях, попыхивая трубками и попивая кофе. Проезжающим видны были под навесами горящий уголь очагов и проворные руки, орудующие медными кофейниками. Но ни розовая и желтая медь, ни чалмы, ни голоса муэдзинов, призывающих правоверных на молитву, не произвели, видимо, впечатления на Пушкина. Экзотика эта была уже не новой, знакомой по кавказским аулам, и память из всего увиденного в Бахчисарае отобрала нечто обобщенно характерное, затем проступившее в творчестве:

…но не тем
В то время сердце полно было:
лихорадка меня мучила,

читаем мы в письме, которое служит приложением к «Бахчисарайскому фонтану».

Бахчисарай – дворец садов. Из названия этого можно заключить, что, в сущности, Бахчисарай никогда не был городом в настоящем смысле, а лишь ханской резиденцией, вокруг которой расположились жилища всех, связанных службой дворцовой и военной. Бахчисарай, как город, и во времена ханов вызывал иронические замечания европейцев, чем, видимо, объясняется название «Эски-Париж», которое еще в довоенные годы можно было услышать от крымских старожилов. Хан-сарай представляет собой не один дворец, а соединение множества дворцовых построек: крепостных стен, башен, мечетей, гарема, покоев калги, знатнейших беев и высокочтимых улемов. Между всеми этими строениями и службами было множество лестниц, переходов, скрытых и явных, внутренних двориков-садов. Замок воинственных Гиреев, как все средневековые замки, был окружен глубоким рвом и имел подъемный мост, следы которого видны и сейчас.

Сумароков в описании дворца краток. Он пишет: «Дворец есть собрание теремов, различных фасад и под различными крышками, которые, не имея снаружи ни правильностей, ни отличных украшений, являют собою веселое в Азиатском виде зданий»[177]. По ходу осмотра, видимо, общепринятому, Сумароков упоминает комнату, именуемую Диван, «где некогда величавый хан, поджавши ноги на парчовой подушке, или внимал ‹…› присланные к нему ферманы Султанские, или предписывал уставы трепещущей Тавриде, либо злоумышлениям своим против России полагал основания»[178]. Затем Сумароков говорит, что проходил через «многочисленные покои с позлащенными потолками, с великолепными седалищами, цветными узорчатыми окнами, египетскими рогожками, фонтанами и мраморными полами»[179], и, наконец, упоминает «харем» и «неотделенные от строений розовые садики с мраморными водометами и бассейнами»[180].

У Муравьёва описание более подробное, он пишет: «Я поведу тебя, мой друг, не из покоев, но так как должно от внешних ворот, в которые проезд с улицы, по мосту чрез узкую Грязную речку, Сурук-су». Он описывает и двор, и «граничащие с ним садовые террасы», и мечеть со службами по левой стороне, и всю правую сторону двора, застроенную дворцовыми, «смежными не одинаковой высоты, зданиями», и внутренний двор с железными воротами, ведущими в него, «в аравском вкусе украшенными». Он приводит и подписи на этих воротах. Одна из них: «Основать сии великолепные врата повелеть соизволил владетель двух морей и двух областей, Гаджи-Гирея сын Менглы-Гирей султан сына султана 953 года и мраморный помост перед входом наверх, и мраморные чаши фонтанов, и широкий коридор от левого угла противоположной входу стены, ведущей прямо в домовую ханскую божницу», и «комнату, где диван вокруг стен, до половины покоя, с мраморных посреди оного водометом ‹…› убежище прелестно прохладою в знойные часы, когда раскаляются от жару окружающие Бахчисарай горы», и ханский Диван, «где собирался Государственный Совет»[181].