Таврида: земной Элизий

В прохладе сладостной фонтанов
И стен, обрызганных кругом,
Поэт, бывало, тешил ханов
Стихов гремучим жемчугом.

На нити праздного веселья

Низал он хитрою рукой
Прозрачной лести ожерелья
И четки мудрости златой.

Любили Крым сыны Саади,

Порой восточный краснобай
Здесь развивал, свои тетради
И удивлял Бахчисарай…

Великолепно-пышный при хане Менглы-Гирее (начало XVI века) дворец был сожжен и разорен до основания в 1736 году, после чего Крым-Гирей возвел на руинах новые строения, которые, как гласит история, были еще богаче и пышнее. Но вскоре война (в 70-е годы XVIII века) опять нанесла ущерб дворцу. Кое-как починив дворец, последний хан Шагин-Гирей пустился обстраивать его на европейский лад, а затем забросил, решив перенести резиденцию в приморскую Кафу (Феодосию). К приезду Екатерины в 1787 году ханский дворец подновили в так называемом восточном стиле – т. е. достаточно безвкусно. Подновляли его в том же духе и позднее в 1798 и 1805 годах. Затем интерес к «гнезду воинственных Гиреев» утратился, и хан-сарай был совершенно заброшен. В 1818 году был предпринят капитальный ремонт, который поручили людям, настолько несведущим в искусстве и истории, что всё наиболее старое, рисующее жизнь крымских ханов, было снесено.

В какой мере дворец был испорчен псевдовосточным стилем можно судить, сравнивая описание Муравьёва с тем, которое оставил Манштейн, капитан армии Миниха (30-е годы XVIII века). Описания Манштейна говорят о большей массивности зданий, обилии фарфоровой стенной облицовки и простоте столярных (буковых) мозаичных украшений на потолке; Муравьёв же восхищался лепными украшениями, которых в ханские времена не было. По рассказу Манштейна видно, что не было и той невероятно пестрой раскраски и обилия позолоты. Преобладали два цвета: белый и красный. Причем весь дворец был выкрашен в алый цвет, полы в нем были белые, потолки в некоторых залах голубые с небольшим количеством украшений по карнизу. Цветные стекла (крупные квадраты) были только в верхнем этаже, а в нижнем – «окна из белых больших стекол». Купола мавзолеев, крытые свинцом, выделялись на фоне красных стен.

К 1820 году многие строения были уже уничтожены, а остальные находились в том состоянии полной заброшенности, которая предшествует генеральной уборке. Сведения о жалком состоянии дворца в 1820 году мы находим и у Муравьёва, хотя описания его придали хаосу и разрушению некую живописность, и в самой заброшенности Бахчисарая находит он романтическую поэзию. Муравьёв пишет: «Вот насупротив больших ворот, на конце двора, к горе примыкающегося, террасы в четыре уступа, на коих плодоносные деревья, виноград на решетках и прозрачные источники, с уступа на другой лиющиеся в каменные бассейны ‹…› теперь крымское чудо сие представляет вид опустения, так как и все памятники в Тавриде»[184]. Частью, которая была «более всех в упадке» являлся «гарем неприступный для всех, кроме хана, и для него одного имеющий сообщение чрез коридор с дворцом ‹…› разные домики, в коих некогда жертвы любви, или лучше любострастия, томилися в неволе, представляют теперь печальную картину разрушения: обвалившиеся потолки, изломанные полы»[185]. Полусгнившею застал Муравьёв и шестиугольную беседку с решетками вместо окон, из которой «ханские жены смотрели на игры, выезды послов и другие позорища»[186].

И Сумароков, и Муравьёв пишут о тех покоях, дворца, которые были переделаны к приезду Екатерины, где были поставлены «высокие диваны с креслами и столами», в то время как в других залах всюду были «низкие круглые скамьи, на которые ставят подносы и едят на них сидя, поджав под себя ноги, на полу»[187].

По-видимому, для Муравьёва именно этими екатерининскими комнатами и ограничивается европейское убранство дворца. Пушкин же пишет «с большой досадой» о «полуевропейских переделках некоторых комнат», имея в виду, видимо, не только мебель, но и те самые украшения, которые Муравьёв описывает как принадлежащее «аравскому вкусу», на самом же деле придуманные первым реставратором дворца, назначенным Потёмкиным. Иначе нельзя понять выражения «полуевропейские переделки».