Театр души

Когда предметом злоупотребления, похожего на наркоманию, выбираются другие люди, от них ожидается, что они будут выполнять одну из нормальных функций переходного объекта детства, самоуспокаивание, а именно, что они снабдят субъекта чувством, что он реален и обладает индивидуальной ценностью. Иными словами, другие требуются не только для того, чтобы успокоить субъекта и поддержать его нарциссический гомеостаз, но и для того, чтобы заполнить дыры в чувстве идентичности Я, дыры, созданные родительским дискурсом, который, видимо, не отводил ребенку места в семейной констелляции, или же выдвигал недостижимый идеал в качестве меры личной ценности. В фантазии субъекта избранный другой полагается всецело ответственным за все происходящее; счастье становится не желанием, а обязанностью, которую должен исполнить переходный (временный) человек или заменитель наркотика. Неизбежно, что этот особый другой раньше или позже оказывается неадекватным в выполнении таких ожиданий и тогда его могут обвинить в равнодушии или недостатке внимания к безотлагательным нуждам субъекта. Как маленький ребенок под воздействием детской мегаломании, человек, использующий других таким образом, склонен чувствовать, что неспособность другого-наркотика принять на себя полную ответственность за его счастье доказывает, что этот другой не заботится об его личных желаниях и потребностях или даже о продолжении его существования. Эти проекции гонения (преследования) раскрывают перед нами трогательную попытку ребенка придать смысл мыслям и чувствам, в детстве для него непостижимым.

РОЛЬ ПРИМИТИВНЫХ ЗАЩИТНЫХ МЕХАНИЗМОВ В НАРКОТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ

Хотя такой психический ответ на душевную боль нельзя отнести к формированию бреда, в нем задействованы примитивные механизмы, где требуется расщепление и проективная идентификация, в том виде, как они описаны у Кляйн (Klein, 1957), Сигал (Segal, 1964) и Гротштейна (Grotstein, 1981), а вторичные процессы, из которых конструируется вербальное мышление, проникнуты элементами первичного процесса мышления, а именно, сноподобными способами рассуждения (Freud, 1900). С точки зрения психической экономики, хрупкость таких отношений, когда они играют решающую роль в сохранении психического равновесия, очевидна. Их можно назвать в полном смысле слова пагубным пристрастием, наркоманией, потому что зависимость от другого здесь чрезвычайная, хотя отношение к другому человеку здесь похоже, скорее, на отношение к субстанции, чем к человеку. Создатель нисколько не осознает, что сам пишет сценарий всего, что в этих отношениях происходит.

В бессознательной фантазии такие способы использования внешних объектов, как если бы они были неодушевленными, формируют часть инфантильного убеждения, что ты сам создал все, что существует. Но несчастные творцы этих сценариев должны страдать еще и от боли непонимания маленького ребенка, которому не удается галлюцинаторое исполнение желаний, и который поэтому переживает все происходящее как следствие всемогущественной способности (интерпретируемой как желание) другого заставить ребенка страдать. На этой стадии психического развития ребенка всемогущество поворачивается другой стороной, и это признак того, что первичный процесс мышления начинает сосуществовать с вторичным процессом мышления. По терминологии Биона (Bion, 1926b), альфа-функционирование, которое включает в себя способность думать без психотических искажений, цело, но взгляд на отношения с другим как на полное слияние все еще упорствует.

Таким образом, мы возвращаемся к этой переходной сфере, которая во многом относится к двум разным мирам и двум способам восприятия мира. Поэтому я рассматриваю податливого другого как замену (дублера) того, что в детстве должно было быть истинным переходным объектом, а именно, объектом, который представляет собой мать, но так же, как и мать, рассматривается ребенком как свое собственное создание. Так как наркотический объект во взрослой жизни признается в качестве независимо существующего, и, следовательно, способного обидеть или фрустрировать субъекта, он уходит от магического контроля и поэтому проваливается в роли переходного объекта. И поскольку идентификация со внутренней заботливой матерью слишком мала для самоутешения и нарцисси-ческого благополучия, приходится манипулировать переходным другим, хотя такие манипуляции — трудная и изнуряющая работа. Эта система сохранения чувства идентичности сложна, но сама хрупкость этих психических структур и глубокое, бессознательное давление, которое и делает их необходимыми, наделяет их такой силой сопротивления, что возможность их модификации в анализе иногда весьма проблематична. Как и при злоупотреблении наркотиком, тут есть глубокая амбивалентность к потребному объекту, как и чувство невозможности стерпеть, переработать и, в конце концов, разрешить эмоциональные напряжения.