Среди тех, кто бежал от преследования, Тарас Ковальски. Мистер Ковальски учился во Франции в рамках «Парижской школы» 1920-х – русских художников-в-изгнании, которые включали месье Модильяни и Шагала.
Хотя две из выставленных здесь картин были представлены на Лондонской международной выставке сюрреалистов 1936 года, мистер Ковальски предпочитает не ставить себя в ряды каких бы то ни было движений. Тем не менее, справедливо было бы сказать, что среди сюрреалистов он нашел братьев. Тех, кто ценит иррациональный плюмаж снов, радужные огни газолина.
Посетителей выставки встретит «Дама роз», загадочное изображение бессознательного. Как прекрасны розы, как кровавы в сравнении с призрачной белизной рук!
Но хотя мистер Ковальски разделяет неприязнь сюрреалистов к обычной репликации, он жил в Англии и, как и мистер Пол Нэш, перенял традицию писания пейзажей этой страны. Вместе с визионерскими пейзажами мистер Ковальски написал портреты жителей английского дома.
«Кристабелла Первая» изображает девочку, яростно изображенную текстурированным маслом. С деревянным мечом в руке, она не похожа на спокойных детей мистера Гейнсборо с обручами в лентах. Эта нечесаная разбойница – дикий Гекльберри Финн прекрасного пола. «Пламень» рожден из того же темного знамения и динамичного цвета (этот неистощимый оранжевый! этот тягучий черный!).
В то время, когда Европа снова переживает спазмы войны, эти зловещие изображения художника, вышедшего из колыбели конфликта, имеют огромную силу – это призыв, на который невозможно не ответить!
Акт четвертый
1942–1943
Пленные
Они видят, как она идет по полям, и замирают. Солнце ярко светит. Их глаза затенены козырьками кепок. Они одеты в форменные рубашки и брюки. Некоторые подпоясались пенькой, у некоторых на рукавах вышиты буквы «ВП». Они в полях уже три дня, но видит их Флосси впервые.
Она отмечает их осторожное, нейтральное молчание, сопровождающее ее приближение; теплый воздух сгущается, пока она с трудом пробирается сквозь него, спотыкаясь на изрезанной бороздами земле.
Коренастая фигура в британской форме снимает кепку.
– Мисс Сигрейв, – приветствует он. Это сержант Баллок с раскрасневшимся от жары лицом.
– Добрый день, сержант. Я пришла за работниками для конюшен, – говорит Флосси, откидывая волосы с глаз. – Мистеру Брюэру пришлось уехать в Лондон.
– Хорошо, – говорит сержант Баллок. Он поворачивается к немецким военнопленным: пяти мужчинам, которые живут в лагере на землях поместья, откуда их посылают работать на местных фермах, где не хватает рук. Некоторые должны присмотреть за оставшимися в Чилкомбе лошадьми, которых тоже отправляют работать в поле.
Пленные живут в большом шатре, окруженном изгородью с колючей проволокой. Их охраняет сержант Баллок и пара молодых британских солдат, расквартированных в доме священника Чилкомб-Мелл. Флосси не знает, откуда взялись немцы и что они делали, прежде чем попасть в плен, но она замечает у одного ожоги на лице и гадает, не были ли они пилотами.
Сержант Баллок, который ими руководит, жестом приказывает двум выступить вперед. Делая шаг, они опускают головы и снимают головные уборы: у одного темные волосы, у другого светлые, на солнце почти белые.
– Их тщательно проверили, – говорит сержант Баллок, будто мужчины и сами были лошадьми.
– Как их зовут? – говорит Флосси. – Как вас зовут?
Темноволосый мужчина настороженно смотрит на нее.
– Маттнер, – говорит он.
Светловолосый поднимает голову медленнее, но, подняв, легко улыбается.
– Я Ганс Краузе, – говорит он, тщательно произнося каждое слово.
– Я мисс Сигрейв, – говорит она.
– Мисс Сигрейв, – говорит он, и с его акцентом ее имя звучит незнакомо.
Сержант Баллок хмуро оглядывает пленных.
– Только вздумаете не слушаться – навлечете на себя проблемы.
Флосси ведет сержанта Баллока и двух немцев обратно по полю, через калитку и к конюшням в задней части дома: странный парад. Приближаясь к Чилкомбу, она представляет, что на нее смотрит мать – как Розалинда прислонялась к лестничному окну с сигаретой в руке, безучастно оглядывая окружающий мир. Занятно это представлять. Розалинда мертва уже больше года, хотя спальня еще хранит ее запах. Бетти говорит, он заключен в ткани обивки.
Когда Флосси ребенком пробиралась в спальню матери, она всегда была так пропитана духами, что она чувствовала липкость в горле. Она играла с косметикой на туалетном столике или открывала гардероб, чтобы пробежаться пальцами по шелковой радуге висящих внутри платьев. На полке над одеждой были шляпные коробки и пышная свадебная кружевная вуаль, семейная реликвия Сигрейвов; одежда Розалинды висела под его изящной сеткой, как переливающаяся рыба. После ее смерти Флосси отдала лучшие платья Розалинды в комиссионный магазин в Дорчестере, а остальные – Бетти, чтобы их разрезать и использовать заново. Для кого-либо другого они были слишком маленькими. Вуаль она оставила себе.