Театр китового уса

Флосси ведет сержанта Баллока и немцев в конюшни. Лошади внутри фыркают, привлекая их внимание, раздувают ноздри. Солнечные лучи косо падают сквозь полукруглые окна колоннами сенной трухи и пыли.

– Вы раньше работали с лошадьми? – спрашивает Флосси.

Маттнер кивает. Краузе широко улыбается. У него в передних зубах щель. Он тянется к ближайшей лошади в стойле.

– У моего отца ферма, – говорит он. Животного он касается умело, спокойно; лошадь в ответ шумно тычется в его ладонь беззубым ртом.

Флосси говорит:

– Вы должны будете вычистить конюшни и убедиться, что лошади накормлены. У нас раньше было двое работников, но они… им пришлось нас покинуть. – Кажется странно невоспитанным объяснять немцам, что им не хватает персонала, потому что персонал отправился сражаться с немцами. Она также не уверена, насколько хорошо они понимают английский.

– Этим животным придется привыкнуть таскать за собой телегу, – говорит сержант Баллок, промакивая пот на лице носовым платком. – Вам повезло, что они еще с вами. Власти реквизировали большинство охотничьих лошадей. Нет места для роскоши, когда мы ведем войну.

– Кажется, дядя Уиллоуби общался с властями, – говорит Флосси. – Он почти всех знает.

Сержант Баллок фыркает.

– Краузе, Маттнер, если у вас есть вопросы, задавайте их, – говорит Флосси. – Я не говорю по-немецки, но уверена, вместе мы что-нибудь придумаем.

Краузе поднимает глаза от лошади и говорит:

– Мой английский не хороший. Но лошадь для меня дом. – Он хлопает большой ладонью по груди, примерно там, где сердце, и улыбается.

– Благодарю, Краузе, – говорит она. – Полагаю, мы все замечательно сработаемся, а вы, сержант?

– Посмотрим, мисс Сигрейв, – говорит сержант Баллок. – Эти пленные показали себя умелыми работниками в поле. Может, они принесут здесь какую-то пользу.

Его слова должны напомнить мужчинам об их ограниченности. Ее почему-то обижает это принижение их возможностей.

– Я уверена, они проявят себя великолепно, – говорит она и слышит собственный английский голос, высокий и девичий, отталкивающийся эхом от сводчатой крыши.

– Вы двое, подождите снаружи, – говорит сержант Баллок. – Нам с мисс Сигрейв надо обсудить другие вопросы.

– Нам надо? – говорит она, когда немцы выходят.

Он поворачивается к ней.

– У меня создалось впечатление, что мне предоставят жилье в главном доме. Сегодня я позволил себе найти подходящую спальню и устроился в незанятой комнате над столовой.

– Это комната Дигби.

– Она казалась совершенно свободной.

– Только сейчас, сержант Баллок, поскольку Дигби с армией в Северной Африке. Но он вернется.

– Насколько я знаю, в других частях Англии загородные поместья, находящиеся рядом с лагерями для военнопленных, были полностью переданы под нужды армии. Я уверен, что мы можем прийти к менее формальному соглашению. Пожалуйста, зовите меня Терренсом.

Краузе и Маттнер приходят на конюшню каждое утро. После первых визитов сержант Баллок перестает их сопровождать, предпочитая надзирать за пленными, работающими в поле, из комфорта раскладного брезентового стула, прежде чем вернуться вечером в дом, где он завел привычку курить за обеденным столом черутки, угощаясь домашним вином Бетти из пастернака и слушая радио. Он склонен к широким заявлениям о «янках» и «гансах», когда бы их ни упоминали, будто передачи Би-Би-Си были лишь подсказками для его более компетентных мнений. Любое расхождение с ним во мнении встречается бурным хохотом.

Флосси избегает его. Гнусное, жабоподобное существо, оккупировавшее ее дом. Увидев ее, он всегда встает и жестикулирует в сторону буфета с напитками, говоря:

– Могу я предложить вам освежиться, мисс Сигрейв?

Она отмахивается от него жестом, в котором узнает мать, – никогда бы не подумала, что он ей понадобится:

– Сержант Баллок, если уж вы курите эти штуки, я была бы благодарна, если бы вы открывали окно.

Тон голоса, замечает она, также позаимствован у Розалинды.

– Он к вам не пристает, так ведь? – спрашивает Бетти, когда они пьют чай в кухне. – Ничего такого?

– Нет. Я просто хочу, чтобы его тут не было, – говорит Флосси.

Раздражение от присутствия сержанта Баллока отягчено отсутствием мистера Брюэра и Моди – а оно проявляет, какими они стали неожиданными сторонниками. Мистер Брюэр всегда был занят с ополчением, а еще время от времени выполнял загадочные поручения Перри, но теперь большую часть его времени занимает прибыльная халтура по скрытной доставке дорогим ресторанам ненормированного количества яиц и птицы. Моди тем временем отправилась в Веймут на пожарную вахту, где проводит ночи со свистком на крыше здания (хотя Бетти делает мрачные замечания о том, что интерес Моди в защите Веймута больше связан с наплывом моряков, чем исполнением гражданского долга).

Эвакуированные вернулись в Лондон, поэтому в доме осталась только Бетти. На пятом десятке Бетти превратилась в круглую наседку, всегда гремящую в кухне, жалующуюся на проблемы с почками или переживающую о сыне на флоте.