Театр китового уса

Все попрятались. Живые огоньки домов, магазинов и машин, что точками расцвечивали долину, теперь кажутся такими же незначительными, как блестки. Только чернота: черные силуэты деревьев, над которыми нависает черный Хребет, сплошная стена на фоне закопченного облачного неба. Флосси вспоминает слова Тараса о том, что самым важным ингредиентом черной краски являются обожженные остатки костей животных. Он называл это «костяной чернотой». Как хрупка нормальность, думает она, как легко низвести ее до ничего.

Она слышит хриплый лай лисы в лесу и поворачивается, чтобы вернуться в дом – сначала быстро, из-за страха, что начал скрести сердце, но затем медленней, успокаивая себя. Она говорит себе, что бояться нечего, но голос внутри сообщает, что поводов для страха множество – да все кругом, вообще-то.

Флосси смотрит на дом, будто она путник, прибывший в ночи. Чилкомб безжизненен, запечатан, выпускает только иголочку света из комнаты Розалинды, где шторы не закрыты как должно. Если Флосси постучит в дверь, никто не сбежит по лестнице открыть ее. Она сама по себе. И надо принимать решения.

Открытка

19 ноября 1939

Дорогой отец,

Я знаю, что ты, должно быть, занят, но я хотел послать тебе открытку на случай, если ты не видел моего последнего письма. Как ты можешь понять из картинки, я в Дувре, и ты понимаешь, что это значит. Дух приподнятый. Мы рады отправиться в путь, хоть мне и жаль, что нет возможности посетить Дуврский замок. На него из доков открывается идеальный вид, и он выглядит невероятно. Думаю, тебе бы понравилось, как я выгляжу в форме, хотя и знаю, что ты предпочел бы для меня другую форму. Многие офицеры, которых я встречаю, помнят тебя с прошлой войны и рассказывают, каким славным ты был солдатом. Как я и писал прежде, я думаю о тебе и маме каждый день и надеюсь, что ты будешь мной гордиться.

Твой сын,

^Дигби

Записка на розовой бумаге с коробкой рахат-лукума

22 декабря 1939

Мейфэр

Дражайшая Флосси,

Надеюсь, тебе не слишком одиноко в этом болезном старом доме под полными грачей деревьями. Ты получила корзину из «Харродс»? Я помогала твоей матери выбрать ее. Она посылает поздравления с Рождеством, и я тоже.

С выключенными огнями Лондон кажется призрачным и настороженным. Мы бродим по непроглядным улицам, взывая друг к другу, когда над нами в ночном воздухе парят аэростаты заграждения подобно рыбам на привязи. Я ношу белую шубу в пол и видна издалека, скольжу подобно призраку королевы.

Милая Флосси, сегодня я подниму за тебя бокал. Но сперва: концерт Бетховена в Национальной галерее – какое наслаждение! Они сняли картины и наполнили пустые комнаты музыкой, и мы собираемся здесь – кузнецы и скорняки, солдаты и моряки, и даже американцы. Оттуда в Беркли, где будем танцевать и кружиться, пока не рассеется тьма. О, эта невообразимая жизнь!

Миртл х

PS: Я видела Кристабель на той неделе. Ее деспотичное лицо – одни неистовые углы. Перри найдет ей важное задание, не бойся.

Рождественская открытка

23 декабря 1939

Миддлсекс

Леон,