Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

Затем, мне приписали фразу, что никаких разногласий в Театральной секции не было. Я этого не сказал, а сказал, что, несмотря на разногласия и различные течения, у нас в секции враждебного отношения к марксистской постановке вопроса, к марксистской методологии не замечалось. Так что приписывать мне вещи, которые я не говорил, а затем с победным щитом и веером прохаживаться на счет Театральной секции легко, но такая критика цели не достигает.

Не помню, кто сказал, что не было помощи клубам. Простите, товарищи, если Николай Иванович говорит, что мы виноваты в том, что не осведомили, то извините. Разрешите если не глазами, то хотя бы носом уткнуться в наш доклад. (Зачитывает текст.)

Опровергните, что этого не было. Так что говорить, что никакой работы не было, – это значит не читать доклада и не слышать того доклада, который был сделан здесь. Может быть, это плохо сделано, но тогда покритикуйте нас, и мы с удовольствием послушаем эту критику. Может быть, эта работа отрицательная, мы не умеем работать, может быть, не делаем того, что нужно. А то у вас получается критика в виде махания крылом ветряной мельницы по воздуху, которая никому никакой пользы не дает. Если бы вы сказали о нашей работе несколько резких несочувственных слов, то, может быть, это принесло бы пользу, но вы просто говорите, что работы нет.

Отсутствие четкой принципиальной установки. Не могу этого принять за Театральную секцию. Она обнаружила максимальную четкость, которую могла проявить в том составе, в котором была.

В чем заключалась моя задача как председателя Театральной секции?

Она заключалась в следующем: я получил наследие от старой Академии, в которой было много почтенных старых сотрудников, работавших в рамках старой Академии и которую упрекают в аристократизме и т. д. При ближайшем знакомстве с работниками я пришел к выводу (может быть, ошибочному, тогда критикуйте), что это люди, в театральных вопросах сведущие, что у нас в Театральной секции собрались почти все театроведы, которые имеются в Москве и имеют больший или меньший вес; что эти театроведы не марксисты, но что некоторые из них могут работать по заданиям, которые даст марксистское руководство, а некоторые не могут (они от нас отпали).

Затем моя задача заключалась в том, чтобы пополнить секцию новыми работниками. Мне на это средств не отпустили. Тут был целый ряд моментов, о которых здесь не место говорить. Перевес был дан другим секциям. Я в этом отношении проявил меньшую заботливость, чем другие. Это моя вина.

При наличном составе моя линия заключалась в том, чтобы новых работников примирить со старыми, так, чтобы получилась дружная работа, чтобы не было раскола. Мы, старые работники, спелись, привыкли друг друга уважать, а с другой стороны – новые работники, молодые (не в смысле возраста), которые, как Павлов, с некоторым наскоком шкипера дальнего плавания легко разрешают все вопросы.

Что же можно было сделать за это время? Ничего головокружительного не сделано, к сожалению, конечно. Главная задача новых работников – сделать переворот в секции. Это сделано не только новыми работниками. Об этом знают все. Знают, какая работа была раньше и какая имеется теперь.

Вы, Роберт Андреевич, должны взять <себе> упрек, который бросили мне. Ведь производственная программа разбиралась и утверждалась вами. Теперь же вы говорите, что это «идиотская» программа. Она не моя, а ваша, и если это так, то потрудитесь за нее отвечать вместе со мной, а не умывать руки. Это ваша установка, а не моя. Но я вас не очень виню за эту установку, ибо другой при таком составе Театральной секции нельзя было дать. Это было бы нецелесообразным. Все делается постепенно. Можно ставить очень четкие и резкие задачи, но выполнять их нужно осторожно, оценивая те реальные силы, на которые мы надеемся. Я лично очень надеюсь на товарища Львова. Я пойду ему навстречу в смысле работников, о чем он мне до сих пор не говорил. Все, что возможно, будет сделано.

Но эти три работника тоже работают в разных плоскостях: аристократические работы Волкова, аристократические работы Крейна. Это неплохо. Павлов берет проблемы аристократические, проблемы стиля Художественного театра. «Аристократическая» проблема – это вопрос живой. Разрешение вопросов не аристократических, которыми вы заняты, без разрешения этих «аристократических» проблем очень мало продвинется вперед, потому что ваше дело молодое и без учета старых капиталов строить вам работу не придется. Так что работа Крейна и Павлова в аристократическом разрезе наших стариков вам очень пригодится.