АНТУАН. …Когда Теодор Эмильевич воскреснет и возьмет новый кредит… тогда мы в любую минуту. А сейчас не могу. Как говорится, фейсом не вышел.
ЭДВАРД. Ищите другого счастливчика. Желательно, чтобы был похож.
ДОРИАН. Хороши дела. Где его найдешь, похожего?
АНТУАН. Да-а-а, папаша Теодора Эмильевича старался, но могли ведь получаться и девки? А вот Бруно был копия. И что теперь с ним делать? Растолкать лежебоку?
ДОРИАН. Он проснется и станет владельцем этого дома и твоим хозяином.
АНТУАН. А Теодор Эмильевич?
ДОРИАН. А Бергенс – нищим. Кажется, он заигрался. Так что, если хочешь угодить новому хозяину, пойди и поправь ему подушечку. Еще неизвестно, как все обернется.
АНТУАН
ДОРИАН
АНТУАН. Он… он… умер! И весь синий.
ДОРИАН. Доигрались… Он и в самом деле умер. Слишком погрузился в свою роль.
АНТУАН. И что теперь?
ДОРИАН. Что? Напрасно заказали гроб на десять сантиметров длиннее.
АНТУАН. А как же Теодор Эмильевич?
ДОРИАН. А ему-то что. Он отхватил… все свое состояние. В придачу – молочницу.
АНТУАН. А я?
ДОРИАН. А ты остался без места.
АНТУАН. Черт побери! Надо было соглашаться на предложение хозяйки. Отсидел бы два года… и вышел на пенсию.
ДОРИАН. Да! Там быстрее, чем на Севере – год за пять считают.
АНТУАН. Свинья этот Бруно. И выбрал же время умереть!
ЭЛИЗА. Кто еще умер?
АНТУАН. Бруно. Это хромоногое чудо.
ЭЛИЗА. Бруно?! Да как это можно?! Они что, сговорились?
ДОРИАН
ЭЛИЗА. Доктор, не понимаю вас.
ДОРИАН. Что тут непонятного. У нас ведь как? Богатые соседи построили дом – и мы затеваем стройку. Купили машину – и мы купим. Умер богатый книгоиздатель – а мы что, хуже?!
ЭЛИЗА. Доктор, что вы говорите? Вам плохо?
АНТУАН. Нет, нет. Ему уже лучше. Просто сражен известием об очередной смерти.
ЭЛИЗА. И я потрясена. Как мы теперь без молока?!
ДОРИАН. Если мадам обожает молочко, то я бы порекомендовал ей стать второй женой молочника.
АНТУАН. Извините, хозяйка, доктор еще не пришел в себя.
ЭЛИЗА. Похоже на то.
ДОРИАН. И что нам теперь делать?
АНТУАН. Опять рассылать приглашение родственникам Бергенса.
ДОРИАН. Жанна, что вас опять привело сюда?
АНТУАН. Точная дата погребения еще не назначена.
ЖАННА. А я не за этим. Хочу услышать правду о наследстве. Никто из моих знакомых, кроме Теодора, не умер. Значит, вы читали его завещание. Я слышала его вот за этой шторой.
ДОРИАН. Мадам, вам необходимо пройти обследование. Многие сумасшедшие слышат голоса.
ЖАННА. Отдайте мою половину, и я пройду его у самых лучших врачей.
БЕРГЕНС
ЖАННА. Кто это?
ДОРИАН. Наверное, еще один из ваших поклонников, которого вы подзабыли. Я же говорю – вам надо провериться.
ЖАННА
БЕРГЕНС
ЖАННА
АНТУАН. Нормально выглядит.
БЕРГЕНС
ЖАННА. Ты еще смеешь рот открывать?!
БЕРГЕНС. Смею! Очень даже смею!
ЖАННА. И отчего ты так расхрабрился?!
БЕРГЕНС. Оттого, что у вас на левой груди родинка!
ЖАННА.
ДОРИАН. Я же говорил, вы просто забыли приятеля.
ЖАННА. Хамье! Но я добьюсь своей части наследства через суд.
АНТУАН. Теодор Эмильевич, хорошо, что вы не упомянули ее во втором своем завещании…
ДОРИАН. …Но плохо, что вписали туда Бруно.
БЕРГЕНС. Это почему же?
ДОРИАН. Потому, что покойнику деньги не требуются.
БЕРГЕНС. Какому покойнику?
ДОРИАН. Бруно! Который умер.
БЕРГЕНС. Что?
ДОРИАН. Умер! Вон в той комнате.
БЕРГЕНС. Не может быть!
ДОРИАН. Все умирают, даже молочники…
АНТУАН. …Особенно, когда обстановка располагает к этому. Знаете… цветочки, веночки… гробик и слезы родственников.
БЕРГЕНС. Что-то я еще ни одной слезинки в этом доме не заметил!
АНТУАН. Сейчас самое время пролить их о безвременно ушедшем Теодоре Эмильевиче.
БЕРГЕНС. Что ты мелешь?
ДОРИАН. Антуан очень трезво смотрит на факты. Завещание и его нотариально заверенная копия есть?
БЕРГЕНС
ДОРИАН. Значит, никакого Бергенса больше не существует.